— Глупец! — Она подняла кнут, чтобы хлестнуть его. — Ты ищешь смерти?
Она хотела объехать этого бродягу, но он вдруг схватил коня за поводья. Сначала ее охватила ярость, потом на смену пришел страх. Ни разу на землях отца никто не осмеливался ей угрожать, и она взглянула пристальнее на незнакомца. Сердце ее вдруг сделало скачок и бешено забилось.
Перед ней стоял Шон. Он вернулся.
Она сразу поняла, что с ним случилось что-то ужасное. Он был худ и истощен, весь в шрамах. Но это был Шон.
Она с радостным криком буквально слетела с лошади, чуть не сбила его с ног, бросившись на шею, и расплакалась. Она так долго скучала и тосковала по нему. Он не двигался с места, не обнимал ее, только из груди его вырывался странный звук, низкий и хриплый, похожий на рычание.
Этот звук вырвал ее из состояния восторга и взволнованной радости. Она еще прижималась к его исхудавшему, но мускулистому телу, боялась отпустить, как будто он мог снова исчезнуть, голова ее доходила ему до подбородка, и она спрятала свое лицо на его груди. Он всегда был строен, но теперь стал просто худым. В его рычании она услышала боль и ярость. Что с ним? Он не рад?
Но он вернулся домой. Вернулся к ней. Она испытывала такую всеобъемлющую радость, была так счастлива. Отступили в прошлое тоска и вечное беспокойство за него. Она любила его всегда и никогда не переставала любить. Эль подняла лицо вверх, счастливая улыбка осветила ее лицо.
Но он даже не улыбнулся в ответ. Лицо его осталось неподвижным, взгляд суровым. Потом мягко, но решительно он отстранил ее от себя.
Он сердится? Она была поражена до глубины души. Как он может сердиться на нее? И снова потянулась его обнять.
— Я знала, что ты вернешься.
Он ловко уклонился:
— Не надо, Эль.
— Что — не надо, Шон? Ты дома!
Он не ответил, и вдруг под его пристальным, жестким взглядом ей стало неловко. Она все пыталась найти в серых глазах искру узнавания, прежнюю доброту и улыбку, но глаза его были пусты и холодны. Потом он отвел взгляд. Она была поражена до глубины души, она ничего не понимала. Раньше у них никогда не было секретов друг от друга, а взгляд прежнего Шона был открытым, прямым, и она могла прочесть все его мысли. Его прекрасные серые глаза искрились смехом, но могли потемнеть от гнева и неодобрения. Как часто они обменивались мимолетными, понимающими взглядами.
Его лицо тоже изменилось. Оно исхудало, вытянулось, она заметила шрамы на щеке и на шее и содрогнулась — кто-то порезал его ножом.
— О, Шон! — Она протянула руку, чтобы погладить серповидный шрам на его лице, но он уклонился.
Она замерла. Выражение у него было настороженным и чужим, первой ее мыслью было, что с ним произошло нечто ужасное. Но теперь все будет хорошо, все прошло, она с ним и поможет ему забыть все плохое, что с ним произошло.
— Что с тобой, Шон?
— Ты обручена.
Голос его был глухим и хриплым, он скорее громко шептал, чем говорил. Но продолжал смотреть на нее очень пристально, прямо в глаза, не отрываясь. Она смутилась. Вдруг его взгляд опустился на ее губы, скользнул ниже, на шею, потом остановился на груди. Она была сейчас в одной из его старых рубашек. Широкий кожаный пояс обхватывал талию, бриджи подчеркивали стройные бедра. Она вдруг почувствовала себя раздетой под этим взглядом, хотя носила мужской костюм много лет и Шон часто ее видел в таком костюме.
Ее тело отреагировало на этот мужской взгляд.
Она ощутила непреодолимое желание прижаться к нему, почувствовать его близко, ощутить ответное волнение. Именно его она любила всегда, ждала и давно поняла, что еще в детстве ее чувства переросли дружбу, она была одновременно обеспокоена и обрадована тем, что ее любовь к нему не ослабела, напротив, стала еще сильнее. Ей казалось, что она желала близости с мужчиной и прежде. Ей нравились поцелуи Питера; и до того, как Шон покинул Аскитон, часто, глядя на него, она хотела очутиться в его объятиях, почувствовать вкус его поцелуев. Но тогда она была юна и просто играла, когда воображала себя женщиной. Сейчас же в ней поднималось неведомое раньше чувство, оно требовало выхода, она задыхалась от желания принадлежать именно ему. Ей показалось, что он тоже с трудом подавляет волнение, его тело сотрясала видимая дрожь. Но если она поведет себя безрассудно, бросаясь ему на шею и признаваясь в любви, это может отпугнуть его. Ей надо быть осторожнее, если она хочет добиться Шона. В одну минуту все изменилось, даже взять его за руку казалось сейчас невозможным.