17 
— Я много слышал о тебе, малыш. И хорошего, и плохого.
Джино молчал.
— У тебя есть характер — это хорошо. У меня у самого есть характер. Но тебе нужно научиться вовремя его проявлять. Понимаешь, что я имею в виду?
Джино кивнул.
— Я люблю, когда меня окружают друзья. Они приходят ко мне молодыми, я учу их и всячески поддерживаю. Они платят мне преданностью. Понимаешь, что я хочу сказать?
Джино снова наклонил голову.
— Сколько тебе?
— Семнадцать. — На самом деле ему оставался месяц до семнадцати.
— Прекрасно, прекрасно. — Лючания наклонился к нему. — Я поручил Зеко одну работу. Ты вывел его из строя. Я не стану тебя наказывать. Ты сам сделаешь для меня эту работу. В следующую среду. В восемь часов вечера. Эдди подробно тебе обо всем расскажет.
Лючания откинулся на спинку сиденья. Разговор был окончен.
Джино прочистил горло.
— Э… Послушайте. Я рад получить работу, но не хотелось бы снова очутиться за решеткой.
Чарли скользнул по нему ленивым взглядом.
— Хорошо водишь машину?
— Лучше всех.
— Значит, тебя не поймают.
— Давай-давай, гаденыш.
Вот когда Джино понял, что у него нет выбора.
Кэрри, 1927–1928
Мужчина воззрился на Кэрри, а она — на него огромными испуганными глазами.
Это был настоящий черный великан, ростом никак не менее шести футов. Но ее пугал не рост или вес, а размеры его пениса.
Ей уже пару раз приходилось «развлекать» его, и он разрывал ей промежность. Она жаловалась Лерою, плакала, истекала кровью, но он лишь смеялся над ней, как над малым ребенком. Кэрри не была ребенком. Она была узницей.
— Я плохо себя чувствую, — сказала она негру, часто-часто мигая, чтобы удержать слезы.
— Не может быть, — заявил он, снимая брюки. — Все леди превосходно себя чувствуют, стоит им увидеть, что у меня для них припасено.
Боже милосердный! За что ей такая жизнь? С той роковой ночи, когда Лерой изнасиловал ее, Кэрри держали под замком, ни на минуту не выпуская на улицу. Ее уделом стал нескончаемый поток мужчин. Лерой собирал деньги, а бабушка Элла приносила еду, свежие простыни и полотенца — когда не забывала это сделать.
Лерой снял соседнюю комнату, чтобы надежнее охранять ее. Кэрри превратилась в робота, чьей обязанностью было ублажать постоянно сменяющих друг друга мужчин.
Вначале она пыталась протестовать — тогда Лерой зверски избивал ее.
Негр снял брюки и длинные шерстяные подштанники и стоял над ней в одной рубашке, не прикрывавшей его огромную дубинку.
— В прошлый раз мне было больно, — отважилась она произнести. — Нет ли какого-нибудь другого способа?
Клиент немного подумал. Затем его тупая физиономия озарилась улыбкой.
— Могу потереться о твои маленькие титьки, а потом в рот, — предложил он.
Все лучше, чем между ног. Кэрри кивнула и сняла комбинацию. Она похудела, на теле выделялись синяки от побоев; руки и ноги превратились в палки. Остались только пышные груди; негр жадно сграбастал их и сунул между ними свое устрашающее орудие.
Кэрри закрыла глаза и жалела лишь о том, что нельзя заткнуть уши. Кряхтенье черного исполина было не совсем тем, что ей хотелось слышать. Лучше вспоминать прошлое, все хорошее, что было в ее жизни. Мама Сонни, Филадельфия, работала в доме мистера Даймса на Парк-авеню…
Теперь негр совал свою игрушку ей в рот. У той был вкус мочи и пота. Кэрри хотела воспротивиться, но было уже поздно: ей заткнули рот. Он толкал эту штуку взад и вперед, скребся о зубы, вызывая желание укусить.
Кэрри делала это впервые в жизни. Неужели он залезет ей еще дальше в горло и задушит ее?
Она захлебнулась, и он немного вытащил пенис, перенося все внимание на груди, которые тискал так, словно проверял на спелость две большие дыни. При этом он громко стонал и бормотал слова какой-то молитвы.
И вдруг ей в горло хлынула густая соленая влага. Кэрри подумала, что ее сейчас вырвет. Но ей удалось проглотить эту гадость. Негр вытащил пенис, и все было кончено.
Зато он не разорвал ей промежность. Это уже кое-что. Она должна радоваться, тем более что сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось четырнадцать лет.
* * *
Через восемь месяцев скончалась бабушка Элла. Лерой потрудился сообщить об этом Кэрри только через три дня, когда она чуть не умерла от голода.
17 
