83 
— Что? — спрашивает он.
— Помните дело, которое я заслушивала? Рут Джефферсон.
— Проституция?
— Нет, она медсестра из Мерси-Вест-Хейвена. Я могу его взять?
Он устраивается за столом.
— А-а, да. Мертвый ребенок.
Не дождавшись продолжения, я неуверенно пытаюсь заполнить пустоту.
— Я уже почти пять лет практикую. И я чувствую какую-то внутреннюю связь с этим делом. Я бы хотела попробовать им заняться.
— Это убийство, — говорит Гарри.
— Знаю. Но я правда думаю, что как государственный адвокат лучше других подхожу для этого случая, — говорю я. — И вам же все равно рано или поздно придется дать мне уголовку. — Я улыбаюсь. — Предлагаю раньше.
Гарри ворчит. Это лучше, чем «нет».
— Ну, было бы, конечно, неплохо освободить серьезного защитника для больших дел. Но поскольку вы новичок, я поставлю вам в пару Эда.
Лучше бы со мной за одним столом сидел неандерталец.
Погодите.
— Я и сама справлюсь, — говорю я Гарри.
И только после того, как он кивает, я замечаю, что не дышу.
Я считаю часы и заслушивания обвинений, которые мне приходится высиживать, до того момента, когда у меня наконец появляется возможность поехать в женскую тюрьму. Стоя в пробке, я думаю, с чего начать разговор, чтобы Рут доверилась мне. Раньше я не вела дел об убийствах, но у меня за плечами десятки дел о наркотиках, хулиганстве и домашнем насилии.
— Это не первое мое родео, — говорю я зеркалу заднего вида и морщусь.
— Для меня большая честь представлять вас.
Нет. Звучит, как встреча журналиста с Мерил Стрип.
Я делаю глубокий вдох.
— Здравствуйте, — пробую я снова. — Я Кеннеди.
Десять минут спустя я паркуюсь, накидываю на себя мантию ложной самоуверенности и широким шагом вхожу в здание тюрьмы.
Меня останавливает толстый охранник с животом, как у беременной на девятом месяце.
— Часы посещения закончились, — говорит он.
— Я приехала к клиенту. Рут Джефферсон.
Офицер заглядывает в компьютер:
— Не повезло вам.
— То есть?
— Ее освободили два дня назад, — говорит он.
Мои щеки вспыхивают огнем. Представляю себе, какой дурой я себя выставила: потерять собственного клиента!
— Да, разумеется. — Я делаю вид, что знала это, просто проверяла его.
Когда за мной закрывается дверь, я все еще слышу, как он посмеивается.
Спустя пару дней после того, как я отправила официальное письмо в дом Рут — адрес которого нашла в документах о внесенном залоге, — она приходит в офис. Я направляюсь к копировальной машине, когда открывается дверь и она входит нервной, нерешительной походкой, как будто не уверена, что попала в нужное место. Скудностью обстановки, горами коробок и бумаг мы больше напоминаем компанию, которая либо открывает магазин, либо закрывается, чем действующее юридическое бюро.
— Рут, здравствуйте! — Я протягиваю руку. — Кеннеди Маккуорри.
— Я помню.
Она выше меня, и у нее замечательная осанка. Про себя я рассеянно замечаю, что мою маму она бы впечатлила.
— Вы получили мое письмо? — спрашиваю я очевидное. — Я рада, что вы пришли, потому что нам о многом нужно поговорить.
Я смотрю по сторонам, думая, куда ее посадить. В моей кабинке мне и самой развернуться негде. Комната для отдыха — слишком неформально. Еще кабинет Гарри, но он сейчас там. Единственная комната для клиентов, которая у нас есть, занята Эдом, он берет у кого-то показания.
— Не хотите перекусить? Здесь за углом «Панера». Вы едите…
— Пищу? — заканчивает она. — Да.
Я плачу за ее суп и салат и выбираю места в конце зала. Мы говорим о дожде, о том, как он был нужен, и о том, когда погода сможет поменяться.
— Прошу, — показываю я на ее тарелки. — Не стесняйтесь.
Я беру свой бутерброд и откусываю, а Рут опускает голову и говорит:
— Спасибо тебе, Господи, за хлеб наш насущный и еду во светлое благо.
С полным ртом я произношу:
— Аминь, — и, проглотив, добавляю: — Значит, вы ходите в церковь.
Рут смотрит на меня:
— С этим могут быть проблемы?
— Вовсе нет. Вовсе нет. Даже хорошо, что вы ходите в церковь, судьям это может понравиться.
Впервые за все время я внимательно рассматриваю свою клиентку. В последний раз я видела ее в ночной рубашке и с подвязанными волосами.
Теперь же она одета консервативно: полосатая блузка, темно-синяя юбка и блестящие лакированные туфли на невысоких, слегка стоптанных каблуках. Волосы у нее прямые, собранные в узел на затылке. Кожа ее оказалась светлее, чем мне запомнилось, почти такого же цвета, как кофе с молоком, которым мама поила меня, когда я была маленькой.
83 
