Особенно,... 
93 
— Злюка, брысь! — прикрикнул на терьера Колин, и наконец эмоции захлестнули его, со смехом и слезами он вскочил, закричал: — Злюка, Злюка… — И бросился по лестнице к себе, прижимая собачку к груди.
— Замечательно, — заключил Вильгельм Штайн, — замечательно, — и, поцеловав воздух над рукой Фрэнсис, удалился с улыбкой к Юлии, которая, услышав принесенную другом новость, посидела молча некоторое время и потом сказала:
— Значит, я ошибалась. Я очень сильно ошибалась.
И Вильгельм, зная, как не нравится Юлии ошибаться, отвернулся, чтобы не видеть следы самопорицания в ее глазах. Он налил два стакана мадеры, потратив на это как можно больше времени, и заметил:
— У Колина талант, Юлия. Но что еще важнее, он умеет трудиться.
— Тогда мне следует извиниться перед ним за мои нелюбезные слова.
— Возможно, ты согласишься пойти со мной завтра в «Космо»? Небольшая прогулка, Юлия, не повредит тебе.
Юлия на следующий же день попросила у Колина прощения, и внук, видя ее смятение и огорчение, не пожалел времени и стараний, чтобы заверить бабушку в том, что ее извинения приняты. Затем, продев руку в перчатке под локоть Вильгельма, Юлия прошествовала с холма в «Космо», где старый друг осыпал ее пирожными и комплиментами, пока вокруг них пылало пламя политических дебатов.
Фрэнсис прочитала «Пасынка» и передала книгу Эндрю, который позднее так отозвался о романе:
— Интересно. Весьма интересно.
Много лет назад Фрэнсис приходилось сидеть и выслушивать обвинения Колина в адрес ее самой и его отца, неистовые и безжалостные, после чего она чувствовала себя словно обожженной потоками лавы. Роман сына был эссенцией того гнева. По сюжету мать маленького мальчика вторично выходит замуж за жулика, пройдоху с ловко подвешенным языком, который прячет свои преступления за завесой убедительной лжи, сулящей всевозможные райские наслаждения. По отношению к пасынку он ведет себя или равнодушно, или неприязненно. Каждый раз, когда мальчик начинает верить, что его мучитель исчез навсегда, тот появляется снова, и мать снова подпадает под чары его слов. Потому что да, этот жулик был по-своему обаятелен. Повествование, построенное в форме разговоров мальчика с его воображаемым другом, единственным компаньоном одинокого ребенка, было печально и иногда забавно благодаря тому, что своеобразное видение ребенка в глазах взрослого читателя интерпретируется как гротеск или искажение — почти кошмарные сцены на самом деле были обыденны и даже безвкусны (вроде театра теней). Рецензент в издательстве назвал роман небольшим шедевром, и, вероятно, так оно и было. Но мать и старший брат находили в книге больше, чем сотрудники издательства: они видели горькое несчастье, от которого рассказчик сумел дистанцироваться магией своего мастерства. Своей книгой Колин показал, что он повзрослел, и Эндрю заметил матери:
— Ты знаешь, мой младший братишка перерос меня. Не думаю, что смог бы достичь такой степени беспристрастности.
— Неужели все было так плохо? — спрашивала Фрэнсис у Колина и боялась услышать ответ. А ответом было:
— Да, было ужасно, вряд ли ты поймешь… Хуже, чем он, отцов, наверное, не бывает.
— Он же не бил вас, — слабо возражала Фрэнсис, пытаясь отыскать в прошлом светлые краски.
Эндрю ответил, что есть вещи похуже битья.
Но когда было решено, что издание «Пасынка» следует отметить праздничным ужином, Колин сам добавил отца к списку гостей.
Итак, большой стол снова соберет «всех» вокруг себя.
— Я позвал всех, — сказал Колин.
Софи была первой, кого пригласили и кто принял приглашение. Джеффри, Дэниел и Джеймс, все обитавшие в квартире-коммуне у Джонни, сказали, что придут, но позже назначенного часа — митинг. Джонни сказал то же самое. Джил, с которой Колин столкнулся на улице, обещала зайти. Юлия заявила, что никто не захочет видеть за столом скучную старуху, и Вильгельм пожурил ее:
— Моя дражайшая Юлия, ты знаешь, что это не так.
Стол накрыли на одиннадцать человек. Вильгельм принес удивительный и абсолютно неанглийский торт: в форме пухлой спирали с поверхностью, похожей на хрупкий блестящий тюль, — из крема и меренг. Сверху торт был усыпан золотыми блестками. Софи сказала, что такой торт нужно носить, а не есть.
Сели ужинать, когда половина мест еще пустовала, и потом влетела Софи, в сопровождении Роланда. Красивый молодой актер, источая волны обаяния на каждого из присутствующих, сказал:
93 
