Особенно,... 
92 
— Ты только выслушай меня, это все, о чем я тебя прошу, только выслушай.
Но Филлиду уже несло, ее голос нарастал, накатывал и опадал в жалостливом речитативе:
— Так значит, я для него ничто, конечно, кто со мной станет считаться, он оставил деньги тебе…
Сильвия дотащилась до стула, упала на него и провалилась в сон. Она так и сидела там, обмякшая, покинувшая на время суету этого мира.
Филлида заподозрила, что это обман или какая-то ловушка. Она вгляделась в дочь, даже приподняла и уронила вялую руку Сильвии. Потом тяжело осела — удивленная, даже потрясенная — настолько, что умолкла. Она знала, как много работает Сильвия, всем известно, каково приходится молодым врачам… но чтобы заснуть вот так, посреди фразы…
Филлида подобрала письмо, упавшее на пол, прочитала его и, с листком в руке, задумалась. У нее не было возможности спокойно посмотреть — по-настоящему посмотреть — на дочь уже бог знает сколько лет. Зато сейчас она увидела все. Тилли так бледна, так худа, измождена просто — ужас что требуют от начинающих медиков, за такие нагрузки должны платить…
Все эти новые для Филлиды мысли текли в тишине. Плотные занавеси на окнах задернуты, в доме ни звука. Может, нужно разбудить Тилли? Не опоздает ли она на работу? Это лицо — оно совсем не похоже на ее лицо, лицо матери. Губы у Тилли — копия отцовских, розовые и нежные. Да, розовый и нежный — отличные эпитеты для описания товарища Алана, и пусть все называют его героем. Она дважды выходила замуж, и оба раза за коммунистов-героев. Спрашивается, и где была ее голова, а? (Эта до сей поры не свойственная Филлиде самокритика вскоре приведет ее в психотерапию и затем в новую жизнь.)
Зачем Тилли пришла к ней рассказать про отцовское наследство — похвастаться? Поиздеваться? Однако в глубине души Филлида понимала, что это не так. У Сильвии полно странных идей и причуд, и она ненавидит свою мать, но Филлида никогда не замечала в ней мстительности или зловредности.
Сильвия внезапно проснулась и подумала, что ей снится кошмар. Лицо матери — грубое, красное, с безумным обвиняющим взглядом — висело над ней в паре дюймов, и через миг зазвучит этот голос, как всегда, он будет зудеть, бить ей по нервам. «Ты разрушила мою жизнь. Если бы тебя не было, моя жизнь была бы… Ты — мое проклятие, камень на моей шее…»
Она вскрикнула и оттолкнула мать, потом привстала. Увидела письмо в руке Филлиды и выхватила его.
— А теперь послушай меня, мама, — сказала Сильвия, выпрямившись. — Только не говори ничего, ни слова, прошу тебя, это несправедливо, что все деньги он оставил мне, я отдам тебе половину. С юристом я сама поговорю. — И девушка выбежала из комнаты, зажимая уши ладонями.
Посоветовавшись с Эндрю, Сильвия отдала распоряжения юристам, и все было сделано, как она обещала матери. Филлида получила половину денег Джонсона, и для Сильвии это означало, что приличное состояние превратилось в полезную сумму, достаточную, чтобы купить дом. Это давало уверенность. Эндрю сказал, что ей следует обратиться к консультанту по финансам.
Внезапно осталась лишь одна статья расхода на образование — плата за учебу Эндрю. Фрэнсис пообещала себе, что, если ей еще раз предложат роль, она согласится.
Вновь в дверь кухни постучался Вильгельм, но на этот раз доктор Штайн был улыбчив и самодоволен как мальчишка. Случилось это все так же воскресным вечером, когда Фрэнсис с двумя сыновьями ужинали — по-семейному.
— У меня новость, — объявил Вильгельм, обращаясь к Фрэнсис. — Вернее, у нас с Колином новость. — Он достал письмо и помахал им. — Колин, хочешь сам зачитать это вслух?.. Нет? Тогда я сам.
И он прочитал вслух письмо от респектабельного издательства, в котором говорилось, что роман Колина «Пасынок» будет в ближайшем будущем напечатан и что на него возлагаются большие надежды.
Поцелуи, объятия, поздравления. Колин был так счастлив, что не мог внятно объяснить, что и как. А дело обстояло следующим образом: Вильгельм прочитал и раскритиковал две первые пробы пера Колина, но третий роман получил его одобрение, и он нашел издателя — своего друга. Так что они уже давно ждали письма. Так долгое ученичество Колина у собственного терпения и упрямства закончилось. Пока все целовались и восклицали, и обнимались, маленькая собачонка прыгала у людей между ног и оголтело тявкала, доходя до истерики от желания принять участие во всеобщем ликовании. Наконец она умудрилась взобраться Колину на плечо и стояла там, размахивая своим хвостом-закорючкой, едва не сбрасывая с хозяина очки.
92 
