42 
– И одна душа не знает, зачем мы здесь встречаемся, и эта душа – моя, – заметил я.
На это она среагировала довольно обиженно: неужели, мол, старым друзьям нужна какая-то причина, чтобы посидеть вместе и выпить пива.
– Я всегда считала, что мы друг друга хорошо понимаем и что у нас доверительные отношения, – сказала она.
– О’кей, София, тогда открой мне, пожалуйста, чем я могу быть полезен твоему доверию, – ответил я.
И тут наконец и прозвучали эти волшебные слова: серия пожертвований.
– Я просто хотела знать, что ты… об этом думаешь, Гери. Я обещаю тебе торжественно и свято, что это останется между нами, – произнесла она.
– Минуточку, уж не думаешь ли ты, что я знаю об этом больше твоего? – спросил я.
И тут она сбросила маску, насмешливо улыбнулась и заговорщицки наклонилась ко мне неприятно близко.
– Гери, послушай, нам незачем притворяться друг перед другом. Пожертвования и твои заметки неразделимы. Пойми меня правильно, Гери, я рада за тебя. Я считаю, это суперидея… вернее, хорошее развитие, которое пошло в нужную сторону, к тому же это действительно помогло и другим людям. Я считаю это совершенно легитимным. И репортаж в «Новом времени» был действительно очень хорошо написан, стилистически там есть чему поучиться. Так что ты по-настоящему заслужил это…
– Что я заслужил?
Мне неотложно требовалось еще одно пиво.
– Гери, да об этом даже воробьи щебечут со всех крыш, что ты действуешь сообща с пресловутым благодетелем…
– София, с меня довольно!
Это прозвучало повышенным тоном, из-за соседнего столика на нас обернулись. Но я уже по-настоящему вошел в раж.
– Раз и навсегда: я не имею ничего общего с пожертвованиями, ни малейшей связи! Я понятия не имею, кто за этим стоит! Это случайность, это может быть лишь чистой случайностью, что будто бы я… или мои статьи, или одна из них… что этот благотворитель… Это случайность, София! Поверь мне и передай, пожалуйста, всем остальным, скажи это Норберту Кунцу, и если ты встретишь какого-нибудь мерзавца из концерна PLUS, то скажи и ему, что я здесь, к сожалению, ничем не могу быть полезен, тут не выгорит никакой сенсации и что им, к сожалению, придется выдумать кого-то другого. Им непременно кто-нибудь придет в голову, я на этот счет нисколько не сомневаюсь.
– Гери, я клянусь тебе, никто мне ничего не поручал, это сугубо личный интерес, честно. Я не знала, что ты так на это… что ты так разволнуешься, я тебя таким и не видела никогда, – сказала она, присмирев как мышка. – И если ты говоришь, что ничего про это не знаешь, то ты действительно ничего не знаешь, я тебе, разумеется, верю, ты – один из немногих, кому я слепо верю, – сказала она.
Я понимаю, можно кому-то доверять, но вот можно ли слепо верить? Ну, неважно.
– Тогда ты сняла у меня камень с сердца, – ответил я.
Итак, мы все-таки нашли более-менее примирительный способ завершения разговора.
– Но я бы хотела тебе сказать еще кое-что, Гери. То, что это чистая случайность, я имею в виду пожертвования и твои статьи, то, что это была чистая случайность, об этом ты можешь забыть прямо сейчас.
Мутный тип
Вот уж кому в эти выходные удалось быстро переключить меня на другие мысли, так это Флорентине. Правда, не одной, а с Майком, ее первым и наверняка – стопроцентно – не последним другом, за это отныне я готов был молиться каждый день, ради такого, пожалуй, стоило бы даже впасть в глубокую религиозность. Если раньше у меня было некоторое представление, чего можно ждать от молодого мужчины в возрасте двадцати одного года, который не был ни учащимся, ни студентом, ни учеником, ни практикантом, а был басистом психоделической рок-группы, которая к тому же только что распалась, то теперь оно полностью подтвердилось вживую. Конечно, молодой общественный отщепенец в начале своей бурной наркоманской карьеры и вошедший в года приземленный унылый тип с регулярными уходами в безнадежное состояние сочетались за одним столом не очень хорошо. Причем не сказать, чтобы я был ему несимпатичен – в таком случае мне потребовалось бы стать для него хоть кем-то, то есть он должен был бы меня воспринимать, а восприятие в принципе не было его сильной стороной.
Итак, мы сидели в «Трайблозе», и мне не доставляло ни малейшего удовольствия наблюдать, с каким обожанием Флорентина смотрела на этого внешне блеклого, внутренне пустого персонажа, как она гладила его по волосам, ласково касалась щек, целовала его в макушку и находила все новые места, чтобы потрепать и потеребить его, как мягкую игрушку, а он принимал это без всякой реакции, не откликаясь ни единым ласковым жестом в ее сторону.
42 
