19 
Ее вид, дорогие шмотки, которые радикально удешевлялись ее манерой их носить, размазанный макияж и серебряная звездочка на ноздре, желавшая казаться гадким панковским пирсингом, – все это должно было рассеять последние сомнения в том, что в помещение вошел ребенок. В состав ее прикида входило и то, что на каждом мужчине, будь то посетитель или кельнер – неважно, какого пошиба, – она опробовала свой мерцающий взгляд, и это причиняло мне настоящую боль.
– Для меня пиво, а ты что будешь пить, Флорентина? Яблочный сок? – спросил я.
– Тоже пиво, – кивнула она.
– Что, правда? – засомневался я.
Мне это совсем не понравилось, ведь был еще белый день.
– Конечно. Я всегда пью пиво, когда выхожу, – сказала она и заговорщицки улыбнулась мне, потому что ей и в самом деле казалось, что этим она набирает у меня очки.
Я, к сожалению, был последним, кто имел право применить здесь свое властное слово.
Приблизительно в том же направлении двинулся затем и наш разговор. Флорентина хотела пожаловаться мне на своих обывательских «стариков». Она по горло была сыта домом, школьными уроками, лимитированным временем в Интернете, закрепленными часами обеда и ужина и контролируемым часом возвращения домой, призывами к порядку и дисциплине, к чистоте и вежливости, стилю и этикету. Кроме того, она всерьез подумывала о том, чтобы все бросить и прекратить обучение в гимназии.
– Для того чтобы заняться чем? – спросил я.
– Понятия не имею, устроюсь куда-нибудь на работу, я просто хочу быть свободной. Я не хочу закончить так, как мама или папа… то есть Бертольд, – сказала она.
– Ты предпочитаешь закончить так, как я? – уточнил я.
Редко мне приходилось произносить фразу, которая бы так крепко приклеилась к языку и так болезненно от него отделилась, как эта.
– Ты хотя бы живешь своей жизнью, делаешь что хочешь и не беспокоишься о том, что подумают о тебе другие, – заявила она.
– Но не путай это со свободой, детка, – ответил я. – Вся моя свобода состоит только в выборе между пивом, вином и шнапсом, да и эту свободу я могу себе позволить лишь потому, что твоя мама пристроила меня на работу, к тому же на работу, которую я ненавижу. Вот она, моя свобода!
Внутри я дрожал от страха, что у Флорентины сейчас опять будет тогдашний взгляд, какой был у нее верхом на пони.
– Но ты, по крайней мере, естественный. Ты всегда оставался верен себе, а считается только это, – сказала она.
Я лишь успел взять ее руку и крепко пожать, как мне немедленно понадобилось в туалет.
Когда я снова был в порядке и вернулся к столу, Флорентина разоткровенничалась и рассказала, что у нее уже три месяца как есть друг. Его зовут Майк, ему двадцать один год.
– И он музыкант, – предположил я.
– Да. А ты откуда знаешь? – Она и впрямь удивилась.
– Я знаю мою дочь. Ударные?
– Нет, бас-гитара.
– Хорошие басисты всегда нужны, – соврал я. – И что они играют?
– Инди и психоделический рок, скорее медленные вещи.
«Психоделический» – это не предвещало ничего хорошего.
– И вы уже?..
– Я нет. А он уже, но только сигареты, ничего тяжелого.
Я, правда, имел в виду совсем другое, но и это встревожило меня не на шутку.
– Ты хочешь познакомиться с Майком? – поинтересовалась она.
– Хочу, и даже очень. Непременно! Это замечательно, что ты спросила.
– Он очаровательный. Он тебе понравится, – заверила она.
Я не был в этом так уж уверен.
– Он напоминает мне тебя.
С одной стороны, это было восхитительно, но с другой – подтверждало мои худшие подозрения.
– Но ни слова маме и Бертольду, обещай это. Им ничего нельзя про него знать, – попросила она.
– От меня они ничего не узнают, в этом я клянусь.
Я смотрел на свой пустой пивной бокал и чувствовал, что настоятельно нуждаюсь в добавке. Но с этим дело обстояло плохо, потому что бокал Флорентины тоже был пуст.
– Я, кстати, тоже хотел бы, чтобы ты кое с кем познакомилась, но это, может быть, несколько преждевременно, – сказал я.
– У тебя новая любовь? – Она распахнула глаза, и ее зрачки, обрамленные зелено-медно-янтарными радужками, загорелись.
У нас троих были практически одинаковые шесть глаз.
– Нет-нет, не это… или… то есть… может быть… но я имею в виду кое-кого совсем другого. Только это еще рановато, – повторил я.
Теперь она была совершенно сбита с толку, но мы оставили все как есть.
– Так, и знаешь, что мы теперь сделаем, Флорентина? Мы закажем нам кофе. Договорились? – спросил я.
19 
