Мистер Бриггс провел графа длинным коридором и открыл дверь в дальнем его конце.
Беглого взгляда было достаточно, дабы убедиться, что Мэтьюз ничего не преувеличил, рассказывая о намерениях Руфуса Ланга.
Огромный стол был завален предметами, которые Люпита характеризовала как священные семейные реликвии.
Среди дорогих вещей были и сервский фарфор, и коллекция табакерок, которые Руфус перенес сюда из столовой, стояли зеркала в золоченых рамах и другие ценные предметы искусства, многие — очень старинные.
Граф осмотрелся.
— Есть ли еще другие работники в доме? — спросил он мистера Бриггса. — Нужны молодые, сильные мужчины.
— Да, милорд, у нас два лакея — молодые парни. Они служат здесь, но, когда ее светлость уехала, я отпустил их ненадолго в деревню, откуда они родом, чтобы они могли повидаться со своими семьями.
— Пошлите за ними, и как только они вернутся, все, что стоит на этом столе, они должны будут перенести на место — туда, где все эти вещи находились раньше, — велел граф. — А теперь, после того что я увидел здесь, хочу, чтоб вы заперли дверь и отдали мне ключ.
Мистер Бриггс сделал все, как ему было приказано, и граф положил ключ в карман.
— Было ни продано что-нибудь из вещей? — спросил ом.
— Нет, милорд. Мистер Руфус хотел, чтобы слесарь вскрыл сейф до приезда из Лондона людей, за которыми он послал. Он хотел, чтобы они посмотрели серебро и другие драгоценности, принадлежавшие матери ее светлости.
— Я узнал обо всем этом от мистера Мэтьюза и должен поблагодарить его и вас за мгновенную реакцию и сообразительность, которую вы проявили, спрятав ключ от мистера Руфуса Ланга. Вы оба оказались весьма находчивыми. Ее светлость леди Люпита вам очень благодарна.
— Мистер Руфус пытался сбить выстрелом замок сейфа, милорд, но сдвинуть замок с места не удалось. Это просто невозможно. Вот почему ему пришлось ехать в Лондон за опытным слесарем.
— Вы можете сказать ему, что в этом нет необходимости, а я хотел бы повидать мистера Руфуса сразу, как только он вернется.
— Очень хорошо, милорд.
Мистер Бриггс был явно обрадован тем, что появился человек, который отвечает за происходящее и обладает властью, — это было видно по тому, как он не по годам резво побежал в кухню распорядиться насчет еды.
Потом он отпер сейф и достал грузинский серебряный чайный сервиз, которым всегда пользовалась графиня Ланг.
Когда граф вернулся в гостиную, Люпита вопросительно взглянула на него.
— Не волнуйся, ничего не продано, — успокоил он ее. — Теперь все будет расставлено по своим местам.
Люпита не находила снов благодарности, лишь с благоговением смотрела на графа.
Под этим взглядом, исполненным любви и уважения, он чувствовал себя почти олимпийцем.
В гостиную ворвался Джерри, Брэкли бежал за ним, едва не наступая ему на пятки.
— Мы дома! Мы дома! — закричал мальчик, как будто только что осознал этот факт. — Теперь я хочу показать вам Самбо!
— У нас для этого будет достаточно времени, прежде чем Бриггс внесет чай, — с улыбкой урезонила его Люпита.
Она вопросительно посмотрела на графа, чувствуя, что из-за ответственности, которую он взял на себя, она должна согласовывать с ним любое свое действие.
— Я пойду с тобой в конюшню.
Очень хочу посмотреть на породистых лошадей твоего отца, — сказал граф девушке.
— Не могу дождаться этой минуты — мечтаю показать вам конюшни. Мой отец сам обновлял, перестраивал и приводил в порядок конюшни и стойла. Наш дом обветшал, а конюшни и стойла в них совсем новые.
— Тогда я, конечно, посмотрю, — охотно согласился граф.
Конюшни находились совсем близко, за домом.
Они миновали арку и прошли по вымощенному камнем двору.
Джерри мчался впереди, горя желанием поскорей увидеть Самбо.
По дороге Люпита объясняла графу, как отец расширяй старые здания и превращал отжившее свой век внутреннее устройство во вполне современное.
При этом он руководствовался новейшими образцами. На графа, который также занимался усовершенствованием своих конюшен, увиденное произвело большое впечатление.
Стойла были шире обычных, и к каждому приспособлены отдельные кормушки. На внешней стороне каждой двери были начертаны имена коней и представлена их родословная. На стене коридора против каждого стойла висели уздечки и седла.
— Папа считал, что каждая лошадь должна привыкнуть к своему седлу, как мы — к своей одежде, — объяснила Люпита.