54 
— А парень-то, — сказал он, — не наш!
Алан зажмурился. Так было и будет: нигде и никогда его не примут за своего. На доли секунды ему стало все равно, что с ним сделают эти или другие люди. Между тем к нему потянулись руки, схватили поперек туловища и поволокли к зиявшему проему.
Когда Алан открыл глаза, перед взором мелькали стволы деревьев, а потом появилось лицо Айрин: в ее глазах под резко надломленными бровями застыло выражение напряженного ожидания.
Он всегда старался обнять ее так, чтобы она почувствовала: он хочет защитить ее от всех ветров, мечтает, чтобы ее израненная душа постепенно зажила, и она наконец почувствовала себя счастливой. Он знал: она готова отдать все на свете, лишь бы остаться с ним. А теперь он глупо погибнет, и Айрин никогда не узнает, что с ним случилось, навсегда потеряется в этом жестоком мире.
Он из последних сил вцепился в дверную перекладину и выпалил:
— Отпустите меня! Я сам прыгну! Мне грозила смерть, так что хуже уже не будет! Лучше сгинуть под колесами поезда, чем позорно болтаться на веревке!
Он ни на что не надеялся, но случилось чудо: от него отступили, и он понял, что ему не придется прыгать. Как ни были озлоблены эти люди, они не стали трогать того, кто находился на грани такого отчаяния, что утратил страх смерти.
— Ты совершил преступление? — спокойно произнес кто-то.
— Нет. Я всего лишь мечтал очутиться там, где смогу забыть о кошмарах рабства!
— И ради этого рисковать своей жизнью?
— Вам меня не понять, — выдавил Алан, — вы свободные люди.
Человек расхохотался.
— Глупые негры! Бежать от жратвы и работы! Я бы с радостью продался в рабство, лишь бы мне дали в руки мотыгу и сунули под нос миску с едой!
— Оставьте его! — раздраженно произнес другой. — В чем-то доля цветных похожа на нашу. «Америка для американцев», но не для нас и не для них!
Больше никто ничего не сказал. Алан опустился на солому рядом с грубоватыми небритыми людьми в потертых куртках, штанах с продранными коленями, в картузах, надвинутых на лоб так, чтобы скрыть жесткий блеск в запавших глазах.
Постепенно он расслабился, задремал, и ему чудилось, будто он уезжает все дальше от неволи и смерти, что впереди его ждет новая жизнь, в которой будет все, о чем он мечтал.
Алан проснулся от того, что его бесцеремонно трясли за плечо.
— Эй, парень! Сюда идет проверка, сейчас они в соседнем вагоне.
Алан не стад уточнять, кто это — кондуктор или патруль. Главное, поезд еще не пересек границу северных штатов, и ему могло не поздоровиться.
— Значит, — сказал он, — все же придется прыгать.
Поезд медленно скользил мимо каких-то полей, вдоль рельсов тянулись овраги.
— Погоди, — остановил его сосед, — похоже, сейчас будет станция.
Он оказался прав: вскоре состав дернулся и остановился. Алан осторожно выглянул наружу. Он увидел кучку каких-то строений, но людей не было видно.
Он собирался спуститься вниз, когда сосед сказал:
— Не беги. Тебя могут заметить. Встань у стенки вагона и подожди. Потом залезешь обратно.
Алан спрыгнул на землю, успев бросить взгляд на пассажиров: они незаметно, но зорко следили за ним. Они смотрели так, будто у него на лбу было отпечатано клеймо, словно он пытался залезть в чуждое тело и жить не своей жизнью. У этих людей было одно лицо на всех, и это лицо выражало скрытую враждебность. Они не трогали его, пока он не причинял им беспокойства, но сейчас могли выдать.
Алан прислонился к стенке вагона. Он был готов броситься сломя голову через поля и все же не двигался. В его зрачках отражался тусклый утренний свет, а на лице было выражение узника, смотрящего на мир сквозь решетку темницы.
Ощущение близости свободы ушло, его терзали нерешительность и страх. Прошли долгие минуты, и он услышал:
— Они ушли. Давай полезай в вагон!
Алан сошел с поезда перед пересечением узкоколейки с крупной железнодорожной магистралью. Он не стал благодарить случайных попутчиков словами, лишь коротко поклонился, а они, в свою очередь, не стали желать ему удачи, ибо мало кто из них в нее верил.
Он долго шел по полям, стараясь держаться близ оврагов, в которых в случае опасности надеялся схорониться. Стояла пасмурная погода: над головой проносились косматые черные облака. Алана терзал голод; к счастью, на пути то и дело попадались ручьи, и он хотя бы не страдал от жажды.
54 
