Особенно,... 
57 
Но тут же она горько рассмеялась над собой.
«Да Майкл умрет от потрясения! — сказала она себе. — Он вообще не представляет, что можно так жить! Нет, сама попала в беду, сама и буду из нее выпутываться. В конце концов, что она мне сделает?»
Но, как она ни старалась приободрить себя, страх ее не оставлял; и в субботу, отправившись в двуколке на станцию встречать Чар, она так нервничала, словно с этого поезда должен был сойти полицейский, призванный ее арестовать.
Впрочем, для тех, кто видел ее в деревне, Мона в твидовом костюме в зеленую клетку и бархатной шляпке, из-под которой выбивались густые кудри, сияла своей обычной красотой. Напротив почты ей помахала Линн Арчер.
— Куда это ты?
— На станцию, — ответила Мона, придерживая пони. — Вас прокатить?
Линн была со своими двумя старшими, и Моне вдруг подумалось, что на встречу с Чар неплохо бы явиться с «подкреплением».
— Боюсь, на катание у нас нет времени, — ответила Линн. — Сегодня Билл ночует дома, и мы покупаем сладости к ужину.
— Тогда мне не повезло, — улыбнулась Мона. — Но завтра обязательно к тебе зайду и приведу с собой женщину, которую ты сможешь живьем вставить в книгу.
— Не говори мне о книге! — скорчив гримасу, воскликнула Линн. — Только написала пару глав — и опять застряла!
— Ты безнадежна: не сможешь выдумать сюжет, пока кто-нибудь кого-нибудь не убьет прямо у тебя под дверью.
— Хорошо бы! А кто она, эта твоя подруга?
— Путешественница с таинственного Востока.
— О-о, звучит увлекательно! Спроси, не хочет ли она доверить мне литературную обработку своих мемуаров?
— Непременно. А теперь поеду, иначе опоздаю на станцию.
— Хорошо, пока. И не забудь зайти завтра.
— Не забуду, — пообещала Мона и начала спускаться с холма.
Линн Арчер ей нравилась. Забавно было наблюдать, как деревенские кумушки судачат о ее странной профессии (где это видано: женщина — и вдруг пишет романы?), о том, что она ходит в брюках и чертыхается, как матрос.
Миссис Гантер уверяла, что Линн Арчер отвратительная, безнравственная женщина. Но Дороти Хаулетт была вполне согласна с Моной: Линн — прекрасный человек, а за любовью к смелым нарядам и крепким словечкам скрывается любящая жена и нежная мать.
Поезд пришел на станцию одновременно с Моной. Она выпрыгнула из двуколки и, крикнув игравшему во дворе сынишке начальника станции, чтобы он придержал пони, поспешила на платформу.
Хоть она и ожидала увидеть Чар, но все же недовольно поморщилась, обнаружив в окне вагона первого класса знакомую иссохшую физиономию с плотоядной улыбкой на устах. Чар вышла из вагона и протянула ей обе руки.
— Ну вот и я! — проговорила она. — А как ты, Мона? Впрочем, нечего и спрашивать!
Говорила она в своей обычной манере, сухо и отрывисто, так что и комплименты из ее уст звучали точно критические замечания. И голос все такой же скрипучий, словно, как и ее кожа, нуждается в смазке.
— В багажном вагоне у меня чемодан, — сказала Чар.
Носильщик вынес чемодан и поставил его в двуколку между двумя сиденьями.
Чар все такая же, думала Мона. Только туссоровый костюм сменился на твидовый в какой-то мелкий серый горох, в котором она напоминала взъерошенную птицу. Впрочем, теперь, увидев Чар воочию, Мона несколько успокоилась.
«И чего я так боялась? — спрашивала она себя. — В конце концов, это всего лишь немолодая, одинокая, несчастливая женщина».
Поначалу они ехали молча; лишь когда пони начал взбираться на холм, Чар наклонилась к Моне, положила обтянутую перчаткой руку ей на колено.
— Как я рада тебя видеть! — проговорила она. — Давненько не виделись, правда?
— Да, много лет.
— А я тебя видела и после Египта. Один раз, в Париже.
Кровь бросилась Моне в лицо. Она не ожидала, что Чар заговорит об этом сразу и напрямик. Теперь ей следовало бы выразить удивление, спросить где, притвориться, что тогда ее не заметила, — но почему-то Мона была не в состоянии разыграть такую сцену.
Вместо этого она подстегнула пони и сказала просто:
— Теперь нескоро мы снова попадем в Париж.
— Да уж, это точно, — согласилась Чар.
Мона чувствовала, что та так и пожирает ее глазами.
Они поднялись на вершину холма, и Мона указала вперед.
— Вот и наша деревня. Тихий уголок. Откровенно говоря, Чар, боюсь, тебе здесь будет скучно.
— Ничего страшного. Скучнее, чем в Лондоне, не будет. Ты не представляешь, как тяжело вернуться в Лондон после многолетнего отсутствия и узнать, что все твои друзья уже умерли или просто неизвестно где.
57 
