Особенно,... 
37 
Он не стал меня догонять, чему я была очень рада, потому что меня всю трясло от ярости, и я не хотела больше его видеть.
Значит он считает, что я вышла замуж ради титула и наследства, которые ждали моего мужа; более того, по его мнению это стало известно Габриэлю и из-за этого он лишил себя жизни. Таким образом, в глазах Саймона Редверса я была не только авантюристкой, охотившейся за состоянием, но и убийцей!
А все-таки, почему я вышла замуж за Габриэля? Саймон прав в одном — я не была влюблена в него и не сгорала от страсти. Но чего он не может понять, так это того, что меня на это толкнула жалость к Габриэлю и желание сделать его счастливым, потому что сам он видел свое счастье только со мной. Была и еще причина — мне хотелось вырваться из Глен-хауса и начать новую жизнь.
Ну а сейчас, после этого ужасного разговора, мне хотелось только одного — так или иначе закончить эту полосу моей жизни и навсегда оставить позади и аббатство, и Киркландское Веселье, в котором мне было так невесело, и все семейство Рокуэллов. И все это — из-за того, что мне наговорил Саймон Редверс, который, возможно, успел нашептать свои подозрения и остальным. Если так, то я не удивлюсь, узнав, что они ему поверили.
Я вошла в дом и увидела Рут, которая только что вернулась из сада. В руках у нее была корзина, полная красных роз, которые напомнили мне те, что она поставила в нашей комнате в день нашего приезда в Киркландское Веселье.
— Рут, — сказала я ей, — я все это время думала о своем будущем и решила, что мне не стоит оставаться здесь.
Она наклонила голову и стала внимательно рассматривать розы в корзине.
— Так что я вернусь в дом моего отца, а там уже решу, что я буду дальше делать.
— Но вы должны помнить, что, если вы захотите вернуться, этот дом всегда открыт для вас.
— Я знаю. Спасибо вам. Но здесь меня преследуют тяжелые воспоминания.
— Ну, нам-то никому все равно от них никуда не деться. Но я вас понимаю. Вы только приехали, как это случилось. Как бы то ни было, решать вам.
— Я уже решила, — сказала я, — Сегодня вечером я напишу отцу, и думаю, что до конца недели я уеду.
* * *
На станции меня встречал Джемми Белл, и когда я села в двуколку и мы поехали домой по хорошо знакомой мне дороге, я подумала, что могла бы легко поверить в то, что вся эта история мне приснилась по дороге домой из пансиона.
Все было очень похоже на мое первое возвращение домой несколько месяцев назад. Как и тогда меня привез со станции Джемми, как и тогда Фанни вышла из дома мне навстречу.
— Худая, что твои грабли, — сказала она, не без некоторого злорадного удовлетворения — как же, она ведь с самого начала знала, что добра от этого брака ждать не стоит.
В холле меня ждал отец, который обнял меня и сказал:
— Бедная девочка, как же тебе досталось!
Затем он положил руки мне на плечи и чуть отступил назад, чтобы посмотреть на меня. В его глазах я увидела сочувствие, и мне впервые показалось, что между нами возникла какая-то душевная связь.
— Но теперь ты дома, — сказал он. — Мы о тебе позаботимся.
— Спасибо, отец.
Тут и Фанни вставила свое слово:
— В постели вас ждет грелка. В последние дни было очень сыро из-за тумана.
Я поняла, что удостоилась необычайно теплого приема.
Поднявшись в свою комнату, я подошла к окну и увидела вересковую пустошь, тут же напомнившую мне о Габриэле и Пятнице. И почему я думала, что в, Глен-хаусе мне будет легче забыть о Габриэле, чем о Киркландском Веселье?
Моя жизнь скоро вошла в прежнюю колею. Как и раньше, я встречалась с отцом только за едой, когда мы оба старались найти нейтральную тему для разговора. Я чувствовала, что, щадя мои чувства, он избегает упоминаний о Габриэле и о моем недолгом супружестве. В то же время других общих тем у нас было немного, так что, когда обед или ужин подходили к концу, мы оба испытывали облегчение.
Через две недели после моего возвращения отец опять уехал и на следующий день вернулся в подавленном настроении. Я чувствовала, что долго выдержать это безрадостное и однообразное существование я не смогу. В конце концов я решила, что мне пора зажить своим домом: ведь теперь я была вдовой со средствами и имела полное право купить небольшой домик, нанять несколько слуг и жить в нем иначе, чем в доме моего отца или моего покойного мужа, то есть независимо и самостоятельно.
Чего мне не хватало, так это друга, который мог бы мне посоветовать, как все это устроить. Был бы дома дядя Дик, я поделилась бы с ним своими планами, и он помог бы мне их осуществить. Можно было, конечно, написать ему и дождаться ответа, но письма идут долго, а главное, заменить живой разговор они не могут.
37 
