— Разве у всех остальных это не так?
— Не знаю. Тебе очень плохо? — Его голос звучал слишком ровно, и она поняла, как нелегко ему просто лежать под ней, не шевелясь. Прошлая ночь, когда Имоджин изведала наслаждение, избавленное от боли, научила ее многому.
— Я отлично себя чувствую, — отважно соврала она, пытаясь приподняться, чтобы хоть немного уменьшить жжение, оставшееся где-то внутри. — Что дальше?
Он приподнялся и сел, прислонившись спиной к стене пещеры, а ее ноги завел к себе за спину. Ей стало немного легче.
Он снова стал ласкать ей грудь, и целовать ее, и одновременно двигать бедрами. Она чувствовала, как тело его дрожит от напряжения, и готова была умолять его не сдерживаться, выпустить на свободу свою страсть, пока она не взорвала его изнутри.
И все же она боялась. Боялась новой боли.
По ее щекам опять потекли слезы.
— Что с тобой? — удивился Фицроджер, погладив ее по лицу. — Нам в любом случае лучше снова заговорить!
— У меня никогда не получится так, как надо, да?
— У тебя все получается просто чудесно, но нам еще предстоит довести дело до конца. Постарайся двигаться вместе со мной, сердце мое!
Она не понимала, о чем он просит, но Фицроджер показал ей, что нужно делать. Сначала она напряглась еще больше, но вскоре жжение прошло совсем, и она сообразила, что от нее требуется.
Она стала отвечать на его рывки, стараясь не обращать внимание на страх, потому что любила его и хотела воспользоваться последней возможностью принадлежать ему и душой, и телом. Кто знает, доживут ли они до утра?
Он зажмурился и откинул голову, но его рука снова оказалась у нее между ног, и Имоджин стиснула его что было сил.
— Христовы раны! — выдохнул он и вошел в нее еще глубже.
Он схватил ее за плечи и рванулся снова что было сил.
Его глаза широко распахнулись и поглотили ее, утянув в свои зеленые глубины. Она почувствовала, как где-то внутри излилась горячая струя его семени, и задохнулась, кусая пальцы, чтобы не закричать.
Затем он затих, и она опустила голову ему на плечо. Она знала, что он имел в виду прошлой ночью. Она не получила удовлетворения, но наслаждалась тем, что дарила наслаждение ему.
Он вышел из нее и уложил ее на землю. Его губы заглушили ее крики, а руки снова заставили испытать вспышку безумного экстаза. Она билась в судорогах — гораздо более сильных, чем в прошлый раз, — и теперь напоминала женщину, потерявшую над собой контроль. А потом она лежала в его объятиях, обессиленная, дрожащая, не верящая в свое счастье.
— Эй, вы там! Я же велел вам не молчать!
— Ох, да заткнись ты! — взорвалась Имоджин. — Я завизжу, если он попытается меня убить, доволен?
— Ну и нахальная баба! — проворчал часовой, но оставил их в покое.
Фицроджер скорчился возле нее в приступе беззвучного хохота. Она накинулась на него с кулаками:
— Что тут смешного?
— В данный момент — все. — Он обнял ее с такой нежностью, о какой она не смела и мечтать. — По крайней мере теперь я умру счастливым.
— Лучше нам этого не делать. — Она резко высвободилась из его объятий. — Что-то мне кажется, будто ты совсем расклеился, Фицроджер!
— Неужели? — спросил он, поджимая колени к груди. Он был грязный, потный — и очень счастливый. Она с трудом узнавала этого сурового человека.
— Это что, всегда так будет? — поинтересовалась Имоджин.
— Надеюсь, что нет. Я хотел бы заниматься с тобой любовью не спеша, нежно и ласково, в мире и покое. Если при этом мы слегка пожертвуем дикой страстью — я не огорчусь.
— Ты имеешь в виду это? — Имоджин выразительно посмотрела на свою драную юбку. Впервые она задумалась над тем, как ужасно выглядит, но это не казалось ей сейчас важным.
— По-твоему, я хотел бы любить тебя в сырой пещере, зная, что через пару часов мы умрем?
— Ты сказал «любить»? — Она подняла на него вопросительный взгляд.
Он посерьезнел.
— Ох, — выдохнул он. — Имоджин, я и сам не знаю. Если такое чувство существует на самом деле, для меня оно в новинку. Ты мне очень дорога. И я готов защищать тебя ценой жизни.
Имоджин посмотрела ему в глаза и спрятала лицо у него на груди.
— Мне страшно.
— Лучше тебе избавиться от страха. — Он обнял ее, стараясь утешить. — Страх не приносит пользы.
— Нам надо придумать какой-то план. — Она покачала головой, стараясь не показать ему, что плачет.