— Целое море вина. И меда. А теперь приподнимись надо мной, моя милая пчелка.
Она подставила для поцелуев свою грудь, а руки его продолжали ласкать ее в самом интимном месте.
— Чего еще нам не хватает? — спросил он между поцелуями. — Травы, специи? Ты лучше любых специй! Фрукты? К примеру, дыни? И апельсины. Апельсины из Испании. Ты слаще самого спелого апельсина… — Он задыхался от страсти. — Ты стала совсем сочной, Рыжик. Как апельсин. Вот теперь пора.
— Слава Богу!
— И ты сама все сделаешь.
— Что?
— На тот случай, если все-таки тебя что-то испугает. — Он расстегнул лосины. — Пусти меня в себя.
Имоджин уставилась на него широко распахнутыми глазами. Его копье показалось ей гораздо больше, чем в первый раз. И наверняка больше того, что могло бы в ней поместиться.
Но сосущая пустота внутри требовала ее заполнить.
Она обхватила его пальцами, и ее удивило, какой он горячий.
Он дернулся в ответ, и она охнула от неожиданности.
Она заколебалась — у нее возникла очередная неразрешимая проблема.
Сгорая от стыда, она призналась:
— Я не знаю, куда его вставлять!
Он на мгновение прикрыл глаза.
— Ты не знакома с собственным телом? — Фицроджер взял ее руку и прижал у нее между ног. — Проведи там пальцами. Ты сама найдешь это место.
— Ох, — застонала она, погрузив пальцы во что-то влажное и податливое, как сливочный крем. — Теперь я знаю, где это место.
— Ты получишь большое удовольствие, вот увидишь. Ну же, Рыжик, смелей!
Она слышала, как дрожит от напряжения его голос и как напряглось его тело у нее между ног. Ее желание разгорелось с небывалой силой.
— Возьми меня и направь туда.
Имоджин взяла его в руку. Пальцы были скользкими от ее собственной влаги и нежно прошлись по напряженному мужскому естеству. Она посмотрела на него, и ее поразил его страстный ответ.
Она может сделать ему приятное, и это открытие окрылило ее и придало храбрости. Она осторожно провела рукой вверх-вниз, а потом быстро наклонилась и лизнула его языком.
Его тело потрясла такая судорога, что она чуть не свалилась на землю.
— Имоджин! — выдохнул он. — В другой раз, ладно?
— Но тебе это понравилось? — спросила она с игривой улыбкой.
— Да, понравилось! — Кажется, от напряжения он уже скрипел зубами. — Но впусти меня внутрь, Рыжик! Сделай меня своим мужем!
Она нервно засмеялась и приподнялась на коленях, чтобы впустить его туда, где все давно было готово. Но как только он двинулся вперед, она охнула от страха.
— Ты бы лучше сказала что-нибудь, — прошептал он.
— Я этого хочу, — звонко произнесла она, готовая объявить об этом на весь свет. — Ты понятия не имеешь, как я этого хочу!
— Имею, и еще какое! — возразил он, и Имоджин снова рассмеялась.
— Но все-таки ты очень большой, — заметила она, легко опускаясь вниз. — Разве все мужчины?.. Ох! — Она застыла.
— Ты сама должна это сделать, Имоджин.
Ей было больно. Действительно больно. Она чувствовала, как натянулся барьер, не пускавший его дальше.
Она немного нажала, но боль увеличилась, и она снова остановилась.
— Я не знаю… — растерянно пролепетала она. — Я надеялась, что все будет по-другому…
Он притянул ее к себе и ласково поцеловал.
— Хочешь, чтобы это сделал я?
— Нет. — Она решила, что пусть это будет еще одной проверкой на взрослость. — Я сделаю это сама, но ты зажми мне рот. Боюсь, я опять буду кричать.
— А ты укуси меня, — предложил он, положив пальцы ей в рот.
Имоджин легонько сжала зубами его пальцы и чуть-чуть приподнялась, чтобы вновь опуститься. Боль нарастала, но она не останавливалась. Боль стала острой, но она продолжала опускаться, хотя по щекам ее текли слезы. Она нажимала и нажимала, хотя в какой-то момент боль стала слишком сильной. Но вдруг после острой мучительной вспышки боль прошла, оставив после себя лишь легкое жжение.
Она почувствовала во рту кровь и поняла, что чуть не откусила ему пальцы. Она быстро отстранилась. Он пососал кровь и торжественно произнес:
— Вот, сейчас мне было так же больно, как и тебе. У тебя самое тугое лоно в мире. Ничего удивительного, что ты так боялась.
Имоджин сидела на нем верхом, чувствуя его в себе, но еще не оправившись от боли и страха. Но постепенно на смену этим чувствам пришли торжество и гордость. Она не остановилась на полпути, она справилась, и оказалось, что ей намного легче находиться сверху, чем внизу. Окажись она внизу — наверняка дело кончилось бы истерикой и упреками.