120 
— Возможно, теперь, когда вы так чисты, милорд, вы мне больше нравитесь!
— Правда? — настороженно спросил Кир.
— Да. Я почти уверена, что ты мне нравишься, муж мой.
Он ей нравится! Но погодите, откуда эти неожиданные перемены? Какую интригу задумала эта женщина? Они невзлюбили друг друга с того момента, когда узнали о предстоящей свадьбе. Их соитие было грубым и необузданным. Нет, грубым был он, а не Сисели. И все же Кир с подозрением нахмурился.
— Чем вызваны такие заявления, мадам? — выдавил он и, обняв ее, взглянул в лицо, чтобы проверить, не лжет ли она.
Сисели снова испугалась, но решила взять себя в руки. Правда — мощное оружие.
— Полагаю, что тоже нравлюсь тебе, что бы ты ни говорил в прошлом. Я уверяла, что ты не нравишься мне, только потому, что ты объявил об этом первым. Твои слова ранили меня, Кир. Не потому ли ты сердился, что не мог получить Гленгорм без меня? Поэтому, когда ты так откровенно выразил свою неприязнь, мне не оставалось ничего, кроме как сделать то же самое.
— Но теперь я тебе нравлюсь, — уточнил он.
— Я никогда не питала к вам неприязни, милорд. Сначала я полюбила Гленгорм. И Йена, но по-своему. Потом родилась Джоанна, которая еще крепче привязала меня к Гленгорму. Я боялась, что мне придется защищать эти земли ради дочери. Я не слаба, не безвольна, но никогда не ожидала, что окажусь в приграничном доме одна с ребенком. Фрэнг скажет тебе, что я просила его научить меня искусству оборонять этот дом. И он согласился. Но потом сэр Уильям прислал тебя. Не могу передать, какое облегчение я почувствовала, когда ты взял на себя защиту дома. А потом ты помог мне родить Джоанну. Ты был добр, и я подумала, что, возможно, все не так ужасно. Но почему ты твердишь, что я тебе не нравлюсь? Что я тебе такого сделала? Хотя я ни на секунду не верю, что ты говоришь правду.
Она действительно удивила его.
— Мне не слишком везло с женщинами.
— Но про тебя не ходят сплетни, как о Дугласе-распутнике, — задумчиво протянула Сисели. — И хотя тебе за тридцать, ты до этой поры не женился. Наверное, не потому, что не способен ублажить женщину!
— Когда-то я любил девушку. Но ее отец посчитал незаконнорожденного недостойной партией для дочери. Любовь делает человека уязвимым. Я не поверил бы, не случись со мной такого. Я поклялся, что больше этого не повторится.
Сисели протянула руку и погладила его по щеке.
— Тебе не обязательно любить меня, Кир. Но ты можешь признать, что неравнодушен ко мне.
Кровь Христова! Она лежит голая у него на коленях, гладит его лицо и нежно с ним разговаривает. Не любить ее? Но он ее любит, даже если может признаться в этом только себе. Если Сисели узнает о его чувствах, то приобретет над ним власть, а он поклялся, что ни одна женщина больше не будет иметь над ним власти.
— Я не питаю к тебе неприязни, — произнес он.
— Этого вполне достаточно. Пока, — улыбнулась Сисели.
— Мадам, я никогда вас не полюблю! — неожиданно для себя воскликнул он, чувствуя, что проигрывает.
— Я довольна тем, что нравлюсь тебе. Наши дети родятся не только от похотливых наслаждений, но и от взаимной симпатии.
Кир поклялся никогда не любить ее, и Сисели вдруг поняла, что хочет его любви и сама готова его полюбить. Но он ничего не узнает. Не должен узнать! Это лишь даст ему преимущество над ней!
Сисели хотелось плакать, но она сдержалась. И не отвела взгляда.
Она сбивает его с толку! Эти необыкновенные зеленовато-голубые глаза смотрели на него, и Кир чувствовал, что слабеет.
«Если я действительно ему нравлюсь, — дремотно подумала Сисели, — любовь непременно придет».
Кир сжал ее грудь и принялся обводить сосок большим пальцем. Она выгнулась, налегая на его ладонь. Обняла Кира и стала отвечать на поцелуи, пока распухшие губы не начали гореть. Тогда ее руки пустились в дерзкое путешествие по его телу. Он отвечал тем же.
Ее пальцы нежно ласкали его плечи, налитые мускулы под загорелой кожей. Запустив пальцы в густые угольно-черные волосы, Сисели прижалась к Киру всем телом, и он застонал. Грудь к груди. Живот к животу. В ее бедро уперся подрагивающий бугор плоти.
Кир подмял ее под себя и, наклонив голову, стал алчно целовать и сосать груди, нежно прикусывая соски. Он встал на колени между ее бедрами, но тут же, к удивлению Сисели, закинул ее ноги себе на плечи, так, что щиколотки почти сжимали шею. Зарылся лицом во влажный холмик и стал целовать набухшие створки лона. Большими пальцами приоткрыл их и уставился на влажную розовую плоть, уже залитую беловатыми соками, на крошечную драгоценность в самом центре. Его язык стал обводить бугорок чувствительной плоти, медленно-медленно, потом все быстрее, пока Сисели не стала извиваться.
120 
