Особенно,... 
109 
Я встал и принялся неторопливо прохаживаться по приемной, взглядом художника оценивая образчики корпоративного искусства, которыми были увешаны стены. По большей части это была массивная серо-бирюзовая мазня с редкими – и очень странными – вспышками алого. Выглядела она так, будто создавалась в какой-нибудь экспериментальной лаборатории – скорее всего, так оно и было – специально для того, чтобы довести до предела чувство уверенности и оптимизма в груди первого, кто решится инвестировать в «СВК». Лично со мной этот номер не прошел, но я-то явился сюда совсем по иным соображениям.
В глубине коридора распахнулась одна из желтых дубовых дверей, и показалась голова Филипа.
Мгновение он щурился, видимо пытаясь вспомнить, кто же я такой, а затем вышел в коридор.
– Артур. – Видно было, что он все еще колеблется. – Как поживаете?
На нем были ярко-желтые подтяжки.
Стоя ко мне спиной, Филип наливал кофе.
– Меня зовут не Артур, – сказал я, тяжело опускаясь на стул.
Его голова резко дернулась в мою сторону и так же резко вернулась обратно.
– Черт!
Филип тряхнул манжетой, затем прокричал в открытую дверь:
– Джейн, дорогуша, принеси, пожалуйста, салфетку!
Он рассматривал кляксу из кофе, молока и размокшего печенья у себя на рукаве. «Да и хрен с ним!» – похоже, решил Филип.
– Простите... Так о чем вы говорили?
Филип осторожно обогнул меня, норовя укрыться за письменным столом. Он сел – очень-очень медленно. То ли потому, что мучился геморроем, то ли опасаясь подвоха с моей стороны. Я улыбнулся, давая понять, что у него геморрой.
– Меня зовут не Артур, – повторил я еще раз.
В кабинете повисло молчание, и тысячи возможных ответов загрохотали в мозгу Филипа, проносясь в его глазах как в окошках игрального автомата.
– О?! – выдал он наконец.
Два лимона и гроздь вишен. Нажмите «рестарт».
– Боюсь, в тот день Ронни солгала вам, – сказал я извиняющимся тоном.
Филип отклонился назад. На лице его застыла невозмутимая, любезная улыбка. «Что бы вы ни сказали – я останусь такой же».
– Неужели? – Пауза. – Как это гадко с ее стороны.
– Вы должны понять: между нами ничего не было. – Я сделал паузу, длительностью ровно в три эти слова, и выдал кульминацию: – На тот момент.
Филип вздрогнул. Заметно.
Само собой, это было заметно. Иначе я бы этого не заметил. То есть я хочу сказать, он не просто вздрогнул, он подпрыгнул – наверняка удовлетворив любого арбитра по вздрагиваниям.
Опустив взгляд на свои подтяжки, Филип заскоблил ногтем медную застежку.
– На тот момент. Понимаю. – Он посмотрел на меня. – Мне очень жаль, но прежде чем мы продолжим нашу беседу, я вынужден спросить ваше настоящее имя. Я имею в виду, если вы не Артур Коллинз...
Он замер, в отчаянии и панике, но не желая этого показывать. По крайней мере, мне.
– Меня зовут Лэнг. Томас Лэнг. И я сразу хочу сказать, что прекрасно понимаю, какой это для вас шок.
Он отмахнулся от моих неумелых извинений и впился зубами в свой кулак.
Пять минут спустя – Филип все еще терзал кулак – открылась дверь и на пороге возникли секретарша с кухонным полотенцем и Ронни.
Обе женщины застыли в дверях, изумленно хлопая ресницами. Разумеется, мы с Филипом моментально вскочили со стульев и тоже изумленно захлопали ресницами. Будь вы кинорежиссером, точно сломали бы голову, решая, куда поставить камеру. Ронни оказалась первой, кто нарушил немую сцену с персонажами, извивающимися в одном и том же социальном аду.
– Дорогой, – воскликнула она.
Дурачина Филип тут же шагнул ей навстречу.
Однако Ронни устремилась к моей стороне стола, и бедолаге Филипу пришлось изображать некий неопределенный жест, обращенный к секретарше Джейн: мол, вон как все получилось с кофе, и вон как с печеньем, и тебе не трудно побыть умничкой и все такое?
К тому времени, когда он закончил с пантомимой и повернулся к нам, Ронни уже давила меня в страстных объятиях. Я отвечал ей тем же – сообразно обстоятельствам и потому, что мне и самому того хотелось. От Ронни очень приятно пахло.
Немного погодя она чуть ослабила хватку, слегка отстранилась и заглянула мне в глаза. Мне даже показалось, что я увидел слезы, – похоже, она со мной не играла. Затем Ронни повернулась к Филипу:
– Филип... н у, я не знаю, что сказать. Собственно, это почти все, что она сумела выдавить.
Филип поскреб загривок, покраснел – и вернулся к кофейному пятну на манжете. Истинный англичанин.
109 
