Зачем? Ровно ничего не будет. Но не было случая, чтобы, встречаясь с ней, я не чувствовала на себе тяжелый взгляд больших немигающих глаз, насквозь пронизывавших меня.
Я тоже завела обыкновение поглядывать на обведенный Эдвардом красный день календаря, заметив, что ждала его не меньше, чем он, хоть и не представляла, какое он мог мне принести утешение, кроме радости снова увидеть Редверса.
«Мне станет легче, — убеждала я себя, — когда немного освободится Шантель». Но пока что она повторяла, что боится отлучаться от Моник. Глупое создание само доводило себя до приступов, что было вовсе не трудно при ее болезни.
Приходил островной врач. Он был совсем дряхл и ждал приезда замены, чтобы окончательно уйти на покой. После разговора с ним Шантель поделилась со мной, что он безнадежно отстал. Впрочем, чему тут удивляться? Последние тридцать лет он безвыездно просидел на острове.
На третий день после отбытия корабля Моник прислала Эдварда с поручением привести меня к ней. С первого взгляда на нее я поняла, что она в агрессивном настроении.
Она по-хитрому зашла издалека:
— Вам, верно, одиноко, мисс Брет?
— Нет, — предусмотрительно ответила я.
— Совсем не скучаете по судну? — Я не отвечала. — Странно, однако, — не отставала она. — У вас было целых два поклонника. Включая Дика Каллума. А вовсе не кажетесь какой-нибудь femme fatale… Я бы сказала, сестра Ломан больше подходит для этой роли, так ведь ей не достался мистер Кредитон, верно?
— Вы хотели узнать об успехах Эдварда? — спросила я.
Это вызвало у нее приступ смеха.
— Об успехах Эдварда! Он тоже отвергает меня. Нет, вам мало одного капитана. Хотите все. Не оставляете мне даже Эдварда.
Эдвард весь сжался, и я сказала:
— Эдвард, думаю, нам пора заняться географией.
Эдвард тотчас вскочил, не меньше меня томясь желанием поскорее уйти. Но Моник завизжала на нас обоих. Жуткое зрелище! Она разом изменилась: глаза сделались бешеными, лицо побагровело, волосы выбились из-под обруча, с языка срывался поток бранных слов — по счастью, несвязных. Мне бы не хотелось, чтобы до Эдварда дошел смысл ее обвинений в мой адрес.
Вбежала Шантель. Она подала мне знак, и мы поспешно удалились.
Снова я повторяла себе: мне не следовало оставаться. Невозможная ситуация. Я должна уйти еще до возвращения судна. Но как?
Я представила, как все будет, когда вернется корабль. Как я смогу отплыть на нем вместе с Редверсом, оставив ее здесь? Шантель высказывалась со всей определенностью, что не останется на острове. Как только вернется корабль, она возвращается. И я должна следовать за ней, прибавила она.
Но как я могла? И куда? Могла ли я вернуться в Англию вместе с Редверсом? Я твердо знала, что это было бы безумие.
Я вымыла руки, переоделась. Пришел доктор. За ним посылала Шантель. На этот раз приступ был тяжелее обычного.
Только я распустила и принялась расчесывать волосы, как дверь моей комнаты тихо отворилась. Я увидела в зеркале, что в проеме стоит Щука. Вид у нее был кровожадный, я даже испугалась, что она надумала причинить мне какой-либо вред. Как она меня ненавидела!
— Мисси Моник очень больна, — медленно выговорила она.
Я кивнула. Мы смотрели друг на друга: она — стоя в двери с поникшими вдоль грузного тела руками; я — простоволосая, с гребнем в руках. Вдруг она тихо сказала:
— Если она умрет… это вы ее убили!
— Чепуха, — резко ответила я.
Она только повела плечами и собралась уходить.
— Послушайте, — остановила ее я, — я не позволю вам говорить такое. Она сама спровоцировала приступ. И если я еще раз услышу от вас подобное, то приму меры.
Как ни странно, мой твердый и решительный тон усмирил ее: она опустила глаза и отступила.
— Пожалуйста, уходите и больше не являйтесь без приглашения в мою комнату, — вдогонку ей бросила я.
Она закрыла дверь, из коридора донеслось знакомое шарканье тростниковых плетенок.
Я глянула на себя в зеркало. Щеки порозовели, глаза пылали от гнева. У меня был такой вид, будто готова ринуться в бой. Я снова посмотрела на себя. После ее ухода выражение лица сразу переменилось. В глазах читался страх. Однажды меня уже обвиняли в убийстве. Странно, что такое случилось со мной во второй раз. Будто страшный, то и дело повторяющийся сон.
Комната и вправду была в причудливых тенях — но еще гуще они были в других местах этого дома.