Всем своим существом я чувствовала эту страсть — пока еще сдерживаемую — и представила Моник, дерзкую, безрассудную, обезумевшую от ревности. Но даже в такой момент меня поражала невероятность, неуместность собственного положения — я, простодушная, непритязательная Анна, оказалась в самом центре вихря страстей. Неужели и я, под стать им, способна на безумства?
Он взял меня за руки: на меня нахлынула волна нежности и потребности защитить его… всех нас, включая Моник.
Я была немало удивлена, услыхав собственный холодный голос, изумилась своей способности даже в такие моменты оставаться как бы сторонним наблюдателем.
— Давайте спокойно посмотрим на все происшедшее. Мы с вами не первые мужчина и женщина, оказавшиеся в подобной ситуации. Я часто думаю, что, если бы тот вечер в Доме Королевы выпал нам до вашего приезда на остров, все могло бы сложиться по-другому. Трудно переоценить роль времени в том, как поворачиваются наши жизни. Я не раз задумывалась об этом под тиканье часов из всех углов Дома Королевы.
«Даже теперь, — мелькнуло у меня в голове, — я упоминаю об этом, только чтобы хоть что-нибудь сказать. Пытаюсь выиграть время. Хочу его успокоить, внушить, что мы не должны больше так встречаться».
Он еще крепче прижал меня к себе, я отчаянно взмолилась:
— Нет! Мы теряем рассудок. Мы должны держать себя в руках.
— Анна, так будет не всегда.
Откуда-то издалека донесся резкий вскрик птицы. Он напомнил мне язвительный смех.
— Я должна идти, — сказала я. — Что если нас видели?
— Анна, — просил он, — не уходи.
Он крепко держал меня. Его губы прижались к моим. И опять донесся этот ехидный хохот.
Тут стало ясно, что мне решать, я должна была показать свою выдержку. Вероятно, я должна была благодарить за это суровую выучку тетю Шарлотту, всегда отмерявшую полной мерой презрение всем, кто нарушал нравственные законы. Вдруг она словно встала передо мной в этом саду: не кислая и едкая, какой часто бывала, но без всяких признаков жизни, такая, какой я видела ее в гробу, — и снова надо мной нависло подозрение в убийстве.
Нынешнее мое положение было даже рискованнее, чем то, в котором я однажды оказалась в Доме Королевы, но и там меня заподозрили в убийстве. Что будет, если, проснувшись однажды утром, я узнаю, что умерла Моник? Что если возникнет подозрение в насильственной смерти? Если найдутся доказательства?
Меня словно откуда-то предостерегали.
— Мне надо идти, — решительно повторила я, выскользнув из его рук и быстрым шагом удаляясь.
— Анна! — донесся его голос, полный тоски и боли, но, пересилив себя, я ускорила шаг.
Я вошла в дом. Разумеется, там меня поджидала Щука. Подозреваю, она следила с балкона.
— Любите прогулки на ночном воздухе, мисс Брет? — спросила она.
— Да, освежает после дневной жары.
— Анна, Анна, дорогая моя…
Это был Ред. Он ступил на веранду, прежде чем увидел Щуку.
— Тоже освежаетесь после дневной жары, капитан? — съязвила Щука.
— Да. Только в это время можно прогуляться, — холодно сказал он.
Мигом прошла вся его страсть. Наспех попрощавшись, я пошла к себе в комнату. Там первым делом повалилась в кресло, приложив руку к часто бившемуся сердцу.
Я была окрылена и вместе с тем ужасно напутана. Меня любили — но любили опасно. По натуре я не из авантюристок, ищущих рискованных приключений. Мне хотелось спокойного счастья. Но я полюбила не того человека, который мог мне дать его. Насколько все сложилось бы по-другому, если бы я могла полюбить Дика Каллума.
На ум пришла Щука. Интересно, доложит ли она Моник о том, что видела. Она меня не переносила. Я чувствовала ее ненависть — она могла только усугубляться со временем.
Ложиться в постель не было смысла: все равно было не уснуть. В подсвечниках оплавлялись свечи. «Не поставят ли мне в укор, что жгу много свечей», — подумала я. Какие бы необузданные страсти ни обуревали обитателей этого дома, все равно не следовало забывать об экономии. Придется лечь и задуть свечи. Какие, однако, неподобающие мысли идут на ум в такие моменты. Скоро и моя жизнь угаснет, как эти свечи. С безысходным чувством я вернусь в Англию — только не на «Невозмутимой леди». Возможно, мне удастся получить место гувернантки в семье, возвращающейся на родину. В конце концов, мисс Баркер — или как ее звали? — нашла себе место даже на острове.