— Я знаю, Норман, знаю. — Сюзанне и в голову не пришло бы усомниться в твердости его слова, в его благородстве. Ее рыцарь в сияющих доспехах. От этой мысли у нее к глазам подступили слезы, и она часто заморгала, чтобы прогнать их.
— Пожалуйста, Сюзанна, только не плачь, прошу тебя, иначе мне придется утешать тебя, прижимать к себе, и я снова почувствую тепло твоего тела и… — Он осекся, сделал шаг назад, повернулся и сдернул кухонное полотенце с крючка.
— Ты убрала со стола, а я буду вытирать посуду и расставлять ее по местам.
— Согласна, — улыбнулась Сюзанна. — И заодно расскажешь мне о себе. Ведь я еще почти ничего о тебе не знаю. Договорились?
— Договорились, — бодро кивнул он.
5
— Тебе и в самом деле интересно? — спросил Норман, когда они достали из посудомоечной машины чистую посуду и стали ее вытирать и расставлять по местам. В его голосе слышалось недоверие пополам с удовольствием. Ему было приятно, что она интересуется подробностями его жизни.
— Разумеется, — уверенно отозвалась она.
Через десять минут, покончив с посудой, убрав все на кухне и сварив кофе, они вновь вернулись в гостиную и на этот раз расположились на креслах, стоявших по обе стороны окна, выходившего в маленький скверик.
— Итак, милостивый государь, — с наигранной чопорностью проговорила Сюзанна, сделав осторожный глоток обжигающе горячего кофе, — я готова выслушать все, что вы сочтете нужным рассказать мне о себе.
Глаза Нормана заискрились весельем.
— Я уже говорил, как мне хорошо с тобой, Сюзанна Стейнбек?
Она задумчиво подняла глаза вверх и постучала пальцами по подбородку.
— Припоминаю, что где-то уже слышала это, но вот от кого и когда?
Это вышло у нее так забавно, что Норман не выдержал и рассмеялся.
— Мне нравится в тебе все, Сюзанна, в том числе твое замечательное чувство юмора. Это качество встречается далеко не в каждом, уж поверь мне.
Об этом Сюзанне было хорошо известно.
— Знаю. Кстати, в истории существует немало случаев, когда чувство юмора выручало в трудных ситуациях, а иногда даже спасало человеку жизнь.
— В самом деле? Расскажешь какую-нибудь из этих историй?
— Непременно, — пообещала она, — но позже. А сейчас я жду рассказ о твоей жизни. И не пытайся ускользнуть от темы, — шутливо погрозила она ему пальцем.
— Как скажете, тетенька учительница, — весело отозвался Норман. Он ничуть не покривил душой: ему было невероятно хорошо с этой женщиной.
Сюзанна рассмеялась.
— Я веду себя как учительница, да? Что поделаешь, профессиональная привычка.
— А мне нравится. — Он ухмыльнулся. — Если, когда я учился в школе, у меня была бы такая сексуальная учительница, я бы…
— Норман Чейни! — с трудом сдерживая улыбку, воскликнула Сюзанна. — Прекрати болтать глупости и расскажи о себе.
Он вскинул руки.
— Слушаюсь и повинуюсь. Ну что ж, с чего начать?
— Начни с того, откуда ты родом, — предложила Сюзанна.
— Родился я здесь, в Бедсворде. Нас у родителей четверо: три брата и сестра. Я — третий по счету, а Диана младшая.
— Наверное, вы, братья, обожали младшую сестричку и баловали ее.
— Вроде того. Но, к счастью, всеобщее обожание ее не испортило. Она с детства любила лошадей, несколько лет посещала школу верховой езды и даже некоторое время была жокеем. Завоевала несколько кубков. А три года назад на скачках в Эпсоме познакомилась с одним английским аристократом, владельцем крупного конного завода в Южной Англии, и вышла за него замуж. Через год родила ему наследника и полностью посвятила себя семье. С Генри, ее мужем, они мечтают вывести новую скаковую породу лошадей.
Сюзанна заметила, что в голосе Нормана, когда он говорит о сестре, сквозит любовь и гордость.
— Вы близки с Дианой?
— Да, очень. Мы с ней ближе всех по возрасту, возможно поэтому она всегда поверяла мне все свои тайны.
— А с братьями какие у тебя отношения?
— Прекрасные, но так, к сожалению, было не всегда?
— Не всегда? — удивилась Сюзанна. — Почему?
Норман ответил не сразу, видно подбирая слова.
— Видишь ли, мои старшие братья, в особенности Стив, первенец, во всем были лучшими: краса и гордость семьи, первые во всем — и в учебе, и в спорте, и в отношениях с девчонками. А я… я был немножко бунтарь. Я не был таким способным ко всему, как они, поэтому мне приходилось самоутверждаться. Теперь-то я понимаю, что просто немножко ревновал их к родителям, завидовал их совершенству, отсюда и мои бунтарские выходки.