— И мы…
— Дэн, — четко и раздельно произнесла Клер, взяв его руку, — мы с тобой — чужие люди. Точка.
— Когда ты об этом узнала? — переведя дух, осведомился Дэн.
Клер закатила глаза и засмеялась:
— Ну… Какое-то время назад.
— И ты молчала! Если бы ты знала, что я тут переживал!
— Дэн… Из-за меня ты достаточно пережил и до этих событий. Я хотела до конца разобраться в себе. Понять свои чувства. Мне нужно было время. Пойми, я не хотела вернуться, огорошить тебя неожиданным известием, от которого еще не до конца отошла сама, и опять изводить тебя метаниями и неопределенностью.
— А теперь ты знаешь, чего хочешь?
— Да. Тебя! И всегда хотела. Просто боялась.
— Но чего?.. Чего можно было бояться?
Клер снова засмеялась:
— Психологи назвали бы это синдромом брошенной дочери. Помнишь, твой отец долго не мог определиться, с кем ему жить? Какое-то время я росла без него. С самого начала я помню только маму. Может, отсюда и ощущение, что мужчинам не стоит доверять? И доверяться.
— Даже не знаю, смогу ли я тебя простить.
— За что?
— За все мои мучения, — небрежно произнес Дэн.
— Я знаю хороший способ. Кажется, он может искупить любую вину.
— Что за способ?
— Нам бы следовало заняться этим давным-давно, — после недолгого молчания произнесла Клер.
Дэн поднялся на ноги, взял на руки любимую и направился в сторону спальни.
Сцена, которую могло наблюдать только рассветное солнце, осторожно отодвигающее шторы своими лучиками, сделала бы честь даже фильму «Девять с половиной недель».
Влюбленные, которые так неожиданно обрели друг друга, наконец-то дали выход своей страсти и волю чувствам.
Топ Клер был порван (оторвалась бретелька), белье разбросано по полу. Не стесняясь ничего, Дэн и Клер снимали друг с друга одежду. То, что снималось с трудом, с наслаждением срывалось.
Торопливые, стремительные, безудержные ласки. Нескончаемые поцелуи. Сдержанные стоны. Впрочем, через некоторое время Клер уже не могла сдерживаться.
Она с готовностью принимала все движения Дэна, поднимала бедра к его бедрам, прижималась к нему грудью, животом, всем телом. Их дыхание учащалось. Стоны Клер нарастали.
Внезапно Дэн остановился.
— Продолжай, — прошептала Клер, — Дэн, продолжай, прошу тебя!
— Сначала я хочу услышать…
— Что?
— Чего еще никогда не слышал от тебя.
— Да, Дэн, — выдохнула Клер, — я люблю тебя…
— Безумно рад слышать это, знаешь ли… Потому что это взаимно…
Через некоторое время солнце уже вовсю светило сквозь шторы. Дэн и Клер лежали на смятых простынях, переводя дыхание, но все еще тесно прижавшись друг к другу.
— У меня есть к тебе огромная просьба.
— Все, что хочешь, — отозвалась Клер.
— Сделай одолжение…
— Да?
— Сегодняшнее пробуждение было таким прекрасным.
— Замечательно, что тебе понравилось.
— А еще раньше ты разбудила меня, когда стояла на лондонском тротуаре, промокшая, с влажными волосами… Я словно очнулся ото сна. Только тогда, кажется, я начал жить по-настоящему…
— В чем состоит просьба? — нетерпеливо перебила его Клер.
— Пожалуйста, буди меня каждый раз.
— С удовольствием. Но при одном условии.
— Каком условии?
— Иногда делай для меня то же самое. Я тоже хочу, чтобы по утрам меня будил человек, которого я так сильно люблю…
— Для этого тебе придется остаться здесь, со мной. В Лондоне.
— Кажется, я готова на такую жертву…
Дэн, откинувшись на подушки, удовлетворенно произнес:
— После таких слов над Лондоном неминуемо должна засиять радуга.