— Мы же на мост не пойдем, правда? — спросил он, и Элинор покачала головой.
— Господи боже мой, нет, — ответила она. — По-моему, с этим мостом нам уже хватит неприятностей на всю жизнь, нет? Он — угроза обществу. Его надо бы снести.
— Но как тогда люди будут добираться с одной стороны Сиднея на другую?
— Им это сто лет как-то удавалось, пока его не построили, — сказала Элинор. — Я уверена, они придумают как.
Барнаби уже немного устал: последний раз он носил рюкзак с песком девять дней назад, и теперь тот давил на плечи. И у него опять болели уши — так случалось всякий раз, когда ему приходилось оставаться на земле.
— Ну если мы на него не полезем, тогда куда же мы идем? — спросил он, когда они начали подниматься по лестнице, уводившей влево на длинную пешеходную дорожку, что тянулась вдаль над водой.
— Мы немножко пройдемся, вот и все, — ответила Элинор. — Погуляем вокруг Оперного театра, зайдем в Ботанический сад. Знаешь, я туда не заглядывала уже очень много лет. Твой папа раньше меня туда все время водил в молодости, когда у нас не было таких проблем, как сейчас.
Барнаби, прекрасно знавший, что главная из этих проблем — он сам, ничего на это не сказал. Он просто рассматривал на ходу залив и жалел, что не прихватил с собой бутылку воды, — очень хотелось пить. Когда они почти дошли до другого берега, Элинор остановилась и встала на одно колено — завязать шнурок. Барнаби повернулся налево — посмотрел на зонтики верхней террасы отеля «Гленмор» и представил себе, каково было бы сидеть там всей семьей и обедать, а не парить под тентом. Но Элинор опять выпрямилась — и тут о стальную палубу дорожки лязгнуло что-то тяжелое. Она быстро нагнулась и подняла то, что выпало у нее из кармана.
— Это что? — спросил Барнаби, обернувшись. В маминых руках тускло блеснуло что-то железное.
— Это я сглупила, — ответила она и показала сыну острые кухонные ножницы, которые положила в карман, когда они выходили из дому. — Я ими что-то резала, а потом, должно быть, забыла положить обратно в ящик.
— Это же опасно — ходить с ножницами в кармане, — сказал Барнаби.
— Да, я знаю. Но не волнуйся. Я буду осторожна.
«Гав, — гавкнул Капитан У. Э. Джонз, знавший, что дело тут нечисто. — Гав, гав, гав!»
— Ох, да умолкни ты, — велела Элинор, дернув его за поводок.
Спускаясь по лестнице на Скалы, они протолкались через людей, пивших кофе с утра, потом по другой лестнице — круче — вышли на Круглую набережную. Барнаби задержался послушать старого аборигена, который играл на диджериду перед выходами к пирсам.
— Пойдем, Барнаби, — раздраженно поторопила его Элинор.
— Я послушать хочу.
— У нас нет времени. Пойдем скорее, пожалуйста.
Барнаби вздохнул и отвернулся в тот миг, когда старик как раз закончил дуть в трубу, и они посмотрели друг на друга, ни слова не сказав. Мальчику стало как-то совсем не по себе. Что-то сегодня у нас не так.
Дойдя до фасада Оперного театра, они остановились и посмотрели, как вверх и вниз по ступенькам бегают и фотографируются туристы. Барнаби это здание всегда завораживало. Похоже на корабль, выплывающий в открытый океан.
— Сколько опер ты там слушала? — спросил он.
— О, нисколько, — ответила Элинор. — В оперу уже никто не ходит. Это не обычное занятие. Если мне хочется стать чуточку культурнее, я включаю программу «Шеф-повар», как любой обычный человек. Пойдем, давай не будем останавливаться.
Они обогнули Оперный театр по дорожке и вошли в Ботанический сад сквозь большие железные ворота. Людей там было немного — лишь несколько мамаш с младенцами в колясках. На перекрестке дорожек стоял фургон с мороженым, в окошке сидела девушка и увлеченно читала книжку. Время от времени она поднимала голову, проверяя, нет ли у нее покупателей.
— Идеально, — сказала Элинор. Похоже, ей понравилось, как здесь тихо.
— Я уже устал, — сказал Барнаби. — Может, передохнем немножко?
— Еще рано, — ответила Элинор. — Давай хорошенько прогуляемся вокруг бухты, а потом сделаем перерыв, честное слово.
Они вышли на ту дорожку, которая бежала через весь Ботанический сад, и Барнаби посмотрел на бухту Вулумулу. Вода в ней искрилась на утреннем солнце, а на поверхности весело плескалась радуга, словно по гребешкам волн запустили монетку. В море уже вышло несколько яхт; Барнаби видел на них целые семьи — мамы и папы вместе с детьми, все радовались приятному утру. Совсем как в «Гленморе». Семьи вместе и счастливы. И никому за своих детей не стыдно.