Ему показалось, что Анна затаила дыхание. Или он просто стал мнительным?
— Я буду очень рада, — сказала она. — Плавать по морю я люблю больше всего на свете, и не волнуйся, меня не укачивает.
Герцог отметил, что это путешествие поможет ему еще на шаг приблизиться к разгадке тайны происхождения Анны, но вслух он ничего об этом не сказал.
— Платья от Уорта мы будем получать уже в пути, но два-три из них, я думаю, будут готовы уже к завтрашнему дню. Кроме того, сегодня привезут еще несколько платьев, которые я заказал у других модельеров, не у месье Уорта.
— Боюсь, все это стоит очень больших денег.
— Ты забываешь, что тебе по силам самой заплатить за наряды. Впрочем, эти расходы я хочу взять на себя.
— Да, я постоянно про это забываю! Просто в монастыре у меня никогда не было своих денег. Знаешь, мне очень хочется сделать одну вещь.
— Что именно?
— Ты говорил, я могу купить тебе подарок. Я хочу, чтобы он был очень дорогой и по-настоящему тебе понравился — ведь своими подарками ты буквально засыпал меня с головы до ног.
— Мне хотелось бы сделать для тебя гораздо больше, — ответил герцог. — Между прочим, мне всегда доставляло огромное удовольствие одевать женщин, как говорится, с иголочки.
Он должен был понять, что последнее замечание не ускользнет от внимания Анны.
— Надо понимать, что вам уже доводилось одевать женщин по моде, монсеньор, — сказала она. — Они были твоими…
Слово «любовницами» уже готово было сорваться с ее губ, но она не произнесла его.
Герцог усмехнулся про себя.
Он вспомнил, сколько дюжин платьев он купил за свою жизнь для женщин, одарявших его своим вниманием.
А сколько мехов, горностаев, соболей, сколько ожерелий, браслетов, серег и брошей было подарено им — не сосчитать.
Его любовницы — будь они аристократками или женщинами «полусвета» — принимали как должное то, что он должен платить за их взаимность, и старались выкачать из него как можно больше денег.
Разумеется, они тоже делали ответные подарки, но это всегда были не более чем безделушки, не имевшие подлинной ценности.
А теперь впервые за все время в его жизни появилась женщина, которая хочет отплатить ему за его щедрость той же полновесной монетой.
— Мне хочется, — продолжила Анна, — подарить тебе что-то такое, чего у тебя еще нет. Сделать это сложно, потому что у тебя одних домов вон сколько, а про остальное я и не говорю. Но я все же придумала подарок. Однако мне потребуется твоя помощь, чтобы выбрать его.
— Что же это за подарок? — спросил герцог.
— Лошадь, — ответила Анна. — Твои лошади здесь, в Париже, очень хороши, и с твоих же слов я знаю, что в английских конюшнях у тебя есть жеребцы еще лучше.
Герцог удивленно посмотрел на Анну, а она тем временем продолжила:
— Я же хочу с твоей помощью выбрать по-настоящему фантастическую лошадь, такую, которая выиграет массу скачек. Если мне хватит денег на такой подарок, я буду рада подарить ее тебе в благодарность за все платья и бриллианты, которые ты подарил мне.
Герцог был тронут до глубины души.
— Спасибо. Анна, — сказал он. — По-моему, ни у кого еще не было такого свадебного подарка, и я буду рад ему больше всего на свете.
— Значит, мы можем выбрать лошадь? А где и когда?
— Как только возвратимся в Англию. В Лондоне проводится аукцион, Таттерселл, на котором я уже покупал для себя лошадей. Хороший аукцион. Или съездим к коннозаводчикам, посмотрим, что они могут нам предложить.
Сияя глазами, Анна сказала:
— Значит, я не зря это придумала. Как я рада!
— Мы выберем лошадь вместе. Но я хочу задать тебе один вопрос.
— Да?
— Ты умеешь ездить верхом?
— Конечно, не так хорошо, как ты, — негромко ответила она. — Я неплохо держалась в седле… когда-то, но это было так давно.
— Ты хочешь сказать, что умела ездить верхом до того, как попала в монастырь?
Герцог понял, что на какое-то мгновение ему удалось застать Анну врасплох: она явно не знала, что ответить.
Потом, словно почувствовав, что не будет вреда сказать правду, она кивнула.
— Да. Впрочем, я думаю, что умение ездить верхом не пропадает с годами.
— Очень скоро мы сможем убедиться в этом. Но к этому лучше будет приступить не в Париже, а дома, когда мы вернемся в Англию.
— Да, конечно. Было бы очень неловко шлепнуться с лошади в Булонском лесу, где так много людей. Скажи, ты будешь учить меня?