Поскольку курьер прибыл с таким приказом намного раньше самого герцога, капитан был готов поднять якорь сразу же, как только его светлость поднимется на борт.
Такой исполнительности герцог требовал от всех своих слуг, и это принесло ему большую пользу в ту ночь, когда он возвратился в Равенсток-холл после визита к дому Седжвиков и немедленно послал за мистером Мэтьюсом.
Ночной посыльный тут же помчался вверх по лестнице, и не прошло и десяти минут, как в библиотеку вошел свежий, безукоризненно одетый мистер Мэтьюс.
Здесь он получил от своего хозяина несколько коротких четких распоряжений, после чего были подняты с постели еще несколько слуг. Они начали срочно собирать вещи в дорогу, один из них — курьер — немедленно отправился в Дувр с приказом готовить к отплытию яхту, другой помчался на вокзал — проследить за тем, чтобы к утреннему поезду до Дувра прицепили личный вагон герцога.
Отдав распоряжения, герцог удалился в свою спальню.
На следующее утро он спустился к завтраку. Герцог, как всегда, был безукоризненно одет, однако слуги не могли не отметить, что лицо их хозяина было таким мрачным, каким они не видели его с того момента, когда он влюбился.
Передавая герцогу его заграничный паспорт и конверт с крупной суммой денег, мистер Мэтьюс негромко спросил:
— Могу я узнать, ваша светлость, что мне отвечать, когда начнут спрашивать о том, где вы?
— После того как вы дадите в «Таймс» и «Морнинг пост» объявление о том, что моя свадьба с леди Клеодель откладывается, как я вас проинструктировал, ничего никому больше не сообщайте, — холодно ответил герцог.
— Совсем ничего и никому, ваша светлость? — нервно переспросил мистер Мэтьюс.
— Ничего! — жестко повторил герцог.
— Но если леди Клеодель или граф… — начал мистер Мэтьюс.
— Вы слышали, что я сказал, Мэтьюс! — оборвал его герцог.
— Хорошо, ваша светлость, я выполню все ваши приказания и прослежу, чтобы то же самое делали все остальные в доме.
Герцог ничего не ответил, просто сел в карету и приказал кучеру ехать на вокзал.
Переход через Ла-Манш прошел спокойно. Посланный вперед курьер встретил герцога на пристани в Кале в сопровождении нескольких железнодорожных служащих, которые проводили Ворона до его личного вагона, уже прицепленного к экспрессу, идущему в Париж.
В доме на Елисейских полях все уже было готово к прибытию герцога. Переночевав в Париже, Ворон наутро сел в запряженную четырьмя великолепными лошадьми карету, и она увезла его в направлении Версаля.
Впрочем, герцога вовсе не интересовала резиденция давно забытых Людовиков. Вместо этого он помчался в маленькую деревушку рядом с монастырем Сакре-Кёр.
Все, кто знал герцога, немало удивились бы, узнав, куда он направился.
В монастыре герцога уже ждали. Улыбающаяся монахиня открыла окованные железом монастырские ворота, а затем провела гостя по прохладным крытым галереям в комнату, окна которой выходили в монастырский сад, залитый теплым солнечным светом.
— Его светлость прибыл, матушка настоятельница, — сказала монахиня, открывая дверь комнаты.
Сидевшая за письменным столом женщина тут же вскочила. Она улыбнулась, протянула Ворону руки, и герцог принял их в свои ладони, а затем нежно поцеловал настоятельницу в щеку.
— Как поживаешь, Маргарита? — спросил он.
— Очень рада видеть тебя, Ворон, дорогой, — ответила она. — Но какой сюрприз! Я думала, ты по горло в делах и не появишься в Париже по крайней мере до своего медового месяца.
Она заметила, как нахмурился ее брат при упоминании о медовом месяце, каким сердитым сделалось его красивое лицо.
Проницательная леди Маргарита поспешила задать вопрос:
— Что-то не так? Что случилось?
— Об этом я и приехал поговорить с тобой, — ответил герцог. — Присядем?
— Конечно. Я приказала принести для тебя вина и маленьких бисквитов — помнишь, такие пекут только у нас в монастыре, и нигде больше.
Герцог улыбнулся, но ответить не успел — в комнату вошла монахиня с подносом, на котором стояли вазочка с бисквитами, графин с вином и хрустальный бокал.
Поставив поднос на столик рядом с диваном, монахиня вежливо поклонилась и беззвучно исчезла.
Герцог посмотрел на сестру.
Хотя Маргарита была на пятнадцать лет старше его, она выглядела все еще очень молодо и не утратила красоты, которая сводила когда-то с ума весь Лондон.