40 
— Что и сделала моя мать, — заметил Дино и ответил: — Мой отец всегда был порядочным человеком; он с детства учил нас отвечать за свои поступки.
— Мне кажется, причина не только в этом, — сказала Орнелла и, внезапно решившись, выпалила: — Ты знаешь о том, что когда-то давно моя мать и твой отец были любовниками?!
На лице Дино появилось смешанное чувство изумления и ужаса. Он сжал руку Орнеллы так, что ей стало больно.
— Не может быть!
— Может. Мне сказала Летиция Биррони, бывшая подруга Беатрис. Зачем ей лгать?
И без промедления и жалости поведала о том, что ей довелось узнать.
Дино выслушал ее с каменным лицом.
— Что ж, — глухо произнес он, — в каком-то смысле это развязывает мне руки.
— В том-то и дело, — с горечью проговорила Орнелла, когда они пошли дальше, — они исковеркали свою жизнь и продолжают глумиться над нашими!
— Иногда мне кажется, — подхватил Дино, — что до этого дикого края никогда не долетят ветры перемен! Одни будут вечно повторять, что корсиканцы должны умирать во имя глупых законов, как прежде люди умирали за веру, другие станут отказываться от любви из-за понятий о чести и долге в том случае, когда это вовсе не нужно делать! Наши родители не понимают: приходит молодая кровь, и все меняется! Да, существуют «мертвые узлы», не допускающие иной развязки, кроме кровавой, и все же во многих случаях куда проще решить дело с помощью прощения и любви!
Они подошли к пещере. Вокруг были раскиданы валуны, в окраске которых при ярком солнечном свете неожиданно возникали ядовито-зеленые тона: то была медная руда. Дино внимательно разглядывал изумрудные прожилки, напоминающие изящные древние письмена.
— Идем, — сказала Орнелла и повела его внутрь.
Внутри было много естественных углублений и уступов, но в целом пещера выглядела как уютный домик, надежно защищенный от палящего солнца и непогоды. Свод почернел от копоти, а пол был устлан крошками породы и белесым пеплом.
Дино заметил кучу веток и тряпья, служивших Орнелле ложем, и нахмурился.
— Не нравится? — спросила она, поймав его взгляд.
— Когда я вижу, где тебе приходится обитать, испытываю чувство вины. Я-то каждый день засыпаю в чистой постели, и мне не нужно готовить пищу на костре.
— Это временное убежище, — сказала Орнелла и положила руки ему на плечи.
Дино глубоко вздохнул. В дни болезни он передумал о многом. В мечтах он был дерзким, даже бесстыдным; в своих тайных грезах он ласкал тело Орнеллы так, как едва ли осмелился бы сделать это наяву.
Они поцеловались, а после незаметно опустились на подстилку, где продолжили неловкие стыдливые ласки.
Орнелла приподняла подол платья и положила руку Дино чуть повыше своего колена. Прикосновение его горячей, покрытой мозолями ладони к обнаженной коже было таким приятным, что она зажмурила глаза. Рука Дино несмело двинулась дальше, и Орнелла с готовностью приняла запретную ласку. Это был путь к свободе, свободе выражения сокровенных чувств, свободе любви.
Это было ужасно, прекрасно, непередаваемо и стыдно. Орнелле чудилось, что от прикосновений Дино она сгорит дотла. Жар разливался по всему телу, струился по жилам. Одежда влюбленных пришла в беспорядок, они ощущали друг друга всем телом.
Помня о том, что рассказывала Летиция, Орнелла приготовилась почувствовать боль, как вдруг Дино отстранился и сел. У него были затуманенные страстью глаза и совершенно безумный вид. Тем не менее он прошептал:
— Нет, не сейчас и не здесь! После свадьбы, в постели.
— Чтобы наутро было не стыдно показать соседям простыни? — Орнелла не удержалась от иронии.
— Не ради этого.
— Ты боишься, что у нас не получится пожениться? — догадалась она.
— Мы поженимся, обещаю! Я добьюсь этого любой ценой, ибо мне не нужна другая. Просто я не хочу начинать все так, как… они. Не желаю искушать судьбу. Разве тебе не страшно?
Орнелла тоже села и провела рукой по растрепавшимся волосам. Ее сердце билось неровно и часто, как в лихорадке; вместе с тем она ощущала странное облегчение.
— Ты прав: будет лучше, если я останусь девственницей до первой брачной ночи. Мне и правда немного страшно. Но я вовсе не против, чтобы мы получше узнали друг друга.
— Я тоже, — ответил Дино и потянулся губами к ее губам, а руками — к вороту платья.
— Оно такое уродливое, — неловко произнесла Орнелла, имея в виду свою одежду.
40 
