Особенно,... 
6 
Прекратив заведомо обреченную на провал борьбу с Барановым, Владимир Иванович обвел измученным взором кабинет. Остальные члены их дружного коллектива радовали глаз, старательно выполняя свои служебные обязанности. Даже Генрих, закончив ответственную процедуру поглощения пищи, включился в общую работу. В отделе стояла мертвая тишина, изредка прерываемая шумом приборов и звоном инструментов.
Через час начальника вызвал босс, и он поспешно ушел, оставив вверенный ему коллектив без отеческого попечения.
Генрих немедля оторвался от починки лазерного принтера, принесенного из бухгалтерии, взъерошил рыжую шевелюру и продолжил прерванную приходом начальника интригующую тему:
— Я вот думаю, что тип, приезжающий за Лизонькой последний месяц, покруче прежних будет. Явно не из бедных, раз на джипе ездит, и сам красавец писаный. И Лизонька мило так на него поглядывает. — И сделал приятный гастрономический вывод: — Похоже, скоро свадьбу сыграем. Оторвемся… — и с вожделением, как будто голодал несколько дней, погладил себя по круглому животику.
На пару минут отвлекшийся от переживаний за судьбу обитателей Простоквашино Лешик скептически заметил:
— А тебе-то что до ее свадьбы? Нас ведь всё равно не пригласят, и не надейся!
— Почему это вдруг? — Генрих не поверил в столь огорчительное предположение. — Не такая уж у нас большая организация. В центральном офисе нас всего-то человек сорок работает. И то с уборщицами. Позовут! Лизонька жмотиться не будет, она не жадная. Пусть на свадебный банкет и не пригласит, но стол-то для сослуживцев организует, это точно.
Уловив в этих словах намек на собственную свадьбу, на которую он пригласил лишь начальника отдела и поставил для коллег всего одну бутылку недорогого шампанского, Лешик надулся и отвернулся, вновь нацепив наушники и уставясь в экран. Воцарилась недолгая пауза.
У Зайцева стремительно испортилось настроение. Чтобы не взорваться, прикусил нижнюю губу и зло подумал: «Вот пустомели! Только бы трепаться!» Стараясь отвлечься от неприятной темы, снял со стенда закончивший свою недолгую жизнь винт и стал угрюмо шлепать акт на списание. Распечатал и, прежде чем положить на стол начальнику, предусмотрительно перечитал. И не поверил своим глазам: в строчке «подпись исполнителя» стояло — Елизавета Зайцева.
Осторожно оглянувшись, убедился, что никто из развеселых коллег не заметил его странной оплошности. Смял листок и снайперски точно послал его в стоящую около стола начальника урну, после чего принялся исправлять акт.
Игорь потянулся за отверткой и вдруг развязно добавил, с прищуром оглядывая уткнувшегося в монитор набычившегося Зайцева:
— Да, девочка хороша, кто спорит! Но, как говорится, хороша Маша, да не наша!
Лешик тотчас стянул наушники, показав, что прекрасно слышит то, что ему интересно, и возразил, по-детски болтая ногами:
— Да уж девочка, впрямь! Да в ее постели мужиков перебывало больше, чем у нас компов в починке!
Вспомнив, что он из рода тевтонских рыцарей, Генрих своеобразно вступился за честь прекрасной дамы:
— А ты откуда знаешь? Тоже там побывал?
Лешик скис и обессилено опустил головенку, ножки и ручки, являя собой олицетворение неизбывной скорби:
— Таким, как мы, там делать нечего. Это же заслужить надо! А ты можешь ее в ресторанчик сводить? В тот, что напротив?
Все невольно посмотрели в окно, где, зазывая богатую публику, сиял синими пульсирующими огнями модный ресторан. Генрих отрицательно мотнул головой, отчего его пухлые губы смачно шлепнулись друг об друга.
— Да мне-то зачем Лизоньку в рестораны водить? У меня жена есть. Правда, я и ее в такой ресторанчик сводить не могу, хотя и хочется.
Лешик в горестном порыве широко развел руки, будто собираясь обнять горячо любимую бабушку.
— Вот и я не могу. Хотя тоже хочется. А Лизоньку по этим самым ресторанам каждый вечер катают! А что потом? Расплачиваться ведь надо? А чем рассчитываются женщины? Натурой, сами ведь знаете, не маленькие. Это ежели только Зайцев не в курсе, он у нас еще невинный мальчик, остальные все при женах. — И с нелегким вздохом признал: — Правда, для меня это пройденный этап.
Илья свирепо взглянул на охальника, но за свое опороченное имя не вступился. Пусть болтает, от него не убудет.
Реалист Генрих воспротивился Лешикову цинизму:
— А чего ей расплачиваться натурой? За ней с серьезными намерениями ухаживают, а вовсе не для того, чтобы на десерт употребить. Такие, как она, не для этого созданы. На ней все ее парни жениться мечтают, а ты чушь городишь. Услышит об этом хоть один из них, не сносить тебе головы. А для несерьезных целей вон на главный проспект выйди — и полный набор. Какие хочешь: и блондинки, и брюнетки, и худые, и полные. Ассортимент что душа пожелает.
6 
