Особенно,... 
71 
Признаться, мне показалось, что это уже Море. Андуин широко разлился, и чайки кричали на его берегах, и не было им числа. Так я услышал крик чаек. Увы! Владычица предостерегала меня. С тех пор я не могу его забыть.
— А я вот на птиц и внимания не обратил,— сказал Гимли,— потому что там началась, наконец, настоящая драка. У причалов в Пеларгире стоял Умбарский флот, пятьдесят больших судов и без счета малых. Многие из бежавших перед нами врагов успели прибыть в Пеларгир раньше нас и принести с собой страх. Несколько кораблей вышло из Гавани, пытаясь скрыться в устье Реки или в зарослях у противоположного берега, много маленьких лодок пираты подожгли, чтобы нам не отдать. Только харатцы, оказавшиеся на берегу, решили не сдаваться и дрались с отчаянной храбростью. Им было некуда отступать, но они превосходили нас числом и сначала смеялись.
Тогда Арагорн привстал в стременах, обернулся в поле и крикнул: «Теперь я призываю вас! Заклинаю Черным Камнем, ко мне!» — и вдруг войско Призраков, которое все время шло за нами, покатилось вперед, как серая волна прилива, сметая все на своем пути. Я слышал глухие крики, бесчисленные невнятные голоса, дальние звуки рога, словно эхо забытой битвы из давно прошедших лет. Светились бледные мечи, но я так и не узнал, остры ли они. Умершим они не понадобились, их лучшим оружием был страх. Никто не осмелился им противостоять. Они взошли на все суда, стоявшие у причалов, потом по воде перешли на те, которые были на якорях посреди Реки, и захватили их. Команды в ужасе прыгали за борт, оставляя только рабов, прикованных к веслам. Враги рассеивались перед нами, как листья, уносимые ветром. Так мы овладели берегом Реки. И тогда на каждый большой корабль Арагорн послал одного из дунаданов, которые успокоили перепуганных галерников и сняли с них цепи.
Еще до конца того черного дня нам не с кем стало драться: враги, которые не погибли от мечей и не утонули, бежали на юг, надеясь, что им удастся вернуться на родину по суше. Странно и непонятно мне, что планы Мордора оказались сорванными благодаря призракам, вызванным из Мрака и сеющим страх. Мы разбили Врага его оружием.
— Да, это и мне тогда показалось странным,— признался Леголас.— Я смотрел на Арагорна и думал, каким великим и грозным Властелином мог бы стать человек с такой волей, если бы оставил у себя Кольцо Всевластья. Не напрасно Мордор дрожит перед ним. Дух его неизмеримо благороднее, чем изощренный разум Саурона. Разве он не из рода прекрасной Лютиэнь? Ее род не пресечется, даже когда над Миром прокатится волна лет без числа.
— Ты прав,— сказал Гимли,— велик был Арагорн в тот день! Весь черный флот оказался в его руках. Он выбрал самый большой корабль и вступил на него. Приказал заиграть во все боевые трубы, которые бросил противник. По этому сигналу войско призраков вернулось на берег. Умершие стояли в полной тишине. Ничего не было видно, кроме их глаз, горевших в красных отблесках пламени, ибо на судах еще были пожары. Арагорн громовым голосом сказал: «Слушайте слово Наследника Исилдура! Ваш долг исполнен. Возвращайтесь в места успокоения и больше никогда не выходите в долины! Идите с миром и обретите покой!»
Король Мертвых выступил вперед, сломал копье и бросил обломки оземь. Потом низко склонился, повернулся, и все его войско стало удаляться, пока не исчезло, словно туман, развеянный ветром. Мне показалось, что я пробудился от сна. В ту ночь мы отдыхали, а другие работали. Мы освободили много пленников и рабов, среди которых были гондорцы, захваченные пиратами во время бандитских налетов. Скоро подошли люди из Лебенина и из Этира. Прибыл Ангбор из Ламедона со всеми, кого сумел собрать. Ужас, посеянный призраками, прошел, развеялся, как они сами, и люди шли к нам на помощь и стремились увидеть Наследника Исилдура, ибо имя его уже притягивало их, как свет в темноте.
Вот и кончается наш рассказ. Вечером и ночью суда готовили к отходу и собирали команды, а на рассвете флот поплыл вверх по Великой Реке. Мне кажется, что это было уже очень давно, а ведь на самом деле мы сели на корабли позавчера, на шестой день от выхода из Дунгарского Укрытия. Но Арагорн по-прежнему боялся опоздать. «От Пеларгира до причалов Арлонда сорок гонов и два,— говорил он.— За сутки надо доплыть, иначе все пропало».
На веслах теперь сидели свободные люди и старались изо всех сил. Мне казалось, что мы очень медленно плывем, потому что мы шли против течения и ветер сначала не надувал паруса. И несмотря на победу, одержанную в Пеларгире, мне было бы совсем тяжело на сердце, если бы Леголас не смеялся. «Выше бороду, друг Гимли! — кричал он.— Вспомни присловье: когда всего темней, надежда светит ярче!» Но в чем надежда, он не сказал. Ночь была темнее дня, а нас охватило нетерпение, ибо вдали на севере под тучами мы увидели большое зарево, и Арагорн сказал: «Минас Тирит горит!».
71 
