19 
Слова достигли цели – отроки зашевелились, начали о чем-то тихо переговариваться. Толстяк же, облегченно утерев лоб, напялил шапку обратно:
– Благодарствую за милость, княже. Коли дозволишь, слова твои старейшинам немедля передам. Низкий от меня государю Иоанну Васильевичу поклон.
Струги отвалили от острова, ушли вверх по воде под низкие тяжелые тучи.
– Как бы дождя не началось, Андрей Васильевич, – озабоченно пробормотал Пахом. – Неприятно мокрому строить, замедлится работа.
– Не будет непогоды до конца половодья, не бойся, – пообещал Андрей. – Как там церковь, готова? Как отделка? Крышу покрыли?
– Иконостас поставили, княже, алтарь и пол коврами выстелили. Хоть завтра к заутрене подходи.
– Хорошо, – кивнул Зверев. – Коли черемисы потянутся, наверняка святому месту поклониться захотят. А там – дом Бога, красивый и просторный. В нем и молитвы возносить можно, и подарки предкам оставлять. Скрести пальцы, Пахом. Все идет слишком гладко. Именно с этого и начинаются все неприятности.
Однако на время для строителей наступил покой. Пять дней не было в крепости известий ни от рыбаков, ни от татар, ни от купцов. Хотя по времени – первые суда на Волге должны были уже появиться. Но меж темных берегов катились на юг только пологие ленивые волны.
Около полудня шестого дня черемисы появились снова. На семнадцати стругах, крикливые и веселые, все при оружии, многие – в кольчугах и кирасах, они приплыли с юга, со стороны Казани, то и дело оглашая окрестности воинственными воплями. Пушкари, не дожидаясь приказа, забили стволы картечными зарядами, княжеские холопы расхватали бердыши и пищали, строителей словно ветром сдуло от берега в глубь наполовину недостроенной крепости. Смерды, чего с них возьмешь? Стены стояли пока только со стороны Волги и Свияги, первая башня выросла у Щучьей протоки.
– Не стрелять! – всматриваясь в струги, предупредил Андрей. – Пахом, пошли людей к пушкарям на башни, чтобы без моего сигнала даже фитилей не зажигали!
– Ты чего, княже? – не понял дядька. – Ведь сметут, коли на остров выпустим.
– Странно больно атакуют, – покачал головой Зверев. – Щитами прикрыться не пытаются, сами луки не готовят, да и вообще… В лоб на пушки переться? Мы же их одним залпом в щепки превратим, разве не понятно? А они вон, веселятся, будто анекдот свежий услышали. Разве так воюют? Ну-ка, давай, гонца к пушкарям гони, холопов с глаз долой убери, а мне ферязь красную достань. Ту, с серебром, желтыми шнурами и изумрудами. А сам с пищалью у борта схоронись. На всякий случай. Прикроешь, пока я на виду стою…
Когда до ближних стругов оставалось метров пятьдесят, князь Сакульский спустился по сходням на берег, встал там, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Если едут очередные просители – они должны увидеть его спокойствие, уверенность в своих силах. Лицезреть хозяина острова, а не шкодливого мальчишку. Вот Андрей и стоял, несмотря на жуткий зуд у солнечного сплетения. Зверев никак не мог отделаться от ощущения, что на дне кораблей лежат наготове лучники, которые вот-вот начнут пускать стрелы именно в это место.
Десять метров… Пять…
Когда до кромки оставалось всего несколько шагов, многие черемисы принялись прыгать прямо в воду и выбираться из реки, поднимая тучи брызг. Большинство держали в руках какие-то грязные волосатые мячики. Только когда эти подарки полетели ему под ноги, Зверев понял, чем кланяются ему воины со стругов: человеческими головами!
– Это татары, княже! Это татары! – наперебой хвастались черемисы. – Я убил троих! Я убил пять, десять татар!
– Смотри, княже, мы отринулись от Казани! Мы служим русскому царю! Мы Казани враги, враги! Мы поплыли к Казани и бились с татарами! Мы гнали и убивали их! Смотри, мы не обманываем! Мы за царя, княже, за царя! Враги Казани! Смерть татарам, смерть!
Еще разгоряченные после недавней стычки, они размахивали руками, толкали друг друга, громко кричали и смеялись. Многие окровавленные, раненые, в рваной одежде – они были невероятно счастливы.
– Была битва? – спросил Зверев.
– Мы на Арское поле вышли, княже, – растопырив пальцы, горячо начал рассказывать бритый наголо черемис в войлочном поддоспешнике и с кровавым пятном на щеке. – И стали там всех бить. Всех татар и крымчаков. Они побежали, мы на них насели, рубили с две версты. Тут с Казани сотни хана Кащака вылетели, на нас кинулись. С полсотни, мыслю, наших побили. Но и мы их не менее. Отогнали. А там глянь – новые сотни выходят! Нагоном пошли, в круг, к реке нас прижали. Ан мы вдоль причалов все лодки собрали да по воде и ушли! Мы побили татар, княже, гляди, – указал на груду почти из полусотни голов бритый. – Не друзья мы более Казани, веришь? Враги!
19 
