15 
Через три дня караван наконец-то миновал Нижний Новгород – могучую крепость из темно-красного кирпича, мрачно взирающую на реку с высокого берега, – прошел устье Оки и попал на земли, которые можно было отнести к «спорным». До самой дальней русской крепости, Васильсурска оставалось еще сто верст. Воевать эту твердыню татары опасались, но считали, что она находится на их земле, и время от времени требовали срыть. А уж дальше еще на полтораста верст и вовсе шли просторы Казанского ханства.
Волга была пустынной: в это время, когда еще катится вниз по течению немало запоздалых льдин, а также поднятого половодьем мусора, мало кто из купцов рискнет отправиться в дорогу. Поймаешь в борт этакий «подарочек» – и все, не станет у тебя корабля. Это Андрея в путь нужда погнала – половодье город с отмели само сняло, без лишних хлопот. Да и не бывает в ратном деле без потерь, с ними заранее смиряешься. Рыба, как обычно во время разлива, ушла из холодного русла на мелководье, чтобы порыться среди прошлогодней травы, в лесной подстилке: где гусеницу добудет, где жучок всплывет, а где и замерзшая мышка из-под снега вытает – после долгой зимы все сгодится пустое брюхо набить. Вслед за рыбой и рыбаки попрятались по затонам и заводям. Сторожевых крепостей у татар вверх по реке не имелось. А если где и бродили дозорные – так их тоже половодье разогнало далеко по сторонам. Поэтому, как ни странно, огромный, многокилометровый караван добрался до места своего назначения незамеченным.
Двадцатого апреля тысяча пятьсот пятьдесят первого года от Рождества Христова ладья князя Сакульского первая ткнулась носом в глинистый берег острова в устье широко разлившейся Свияги. Андрей, не убоясь высоты, спрыгнул наружу, ткнулся губами в грязь и решительно рубанул рукой воздух:
– Назло надменному соседу здесь будет город заложен… – Не ново, но ничего другого в голову не пришло. – Высаживаемся, мужики! Здесь отныне наша земля!
В полукилометре выше по реке, на далеком хвосте связки из плотов мастеровые уже сбрасывали якоря, чтобы их не развернуло поперек течения, рядом пристраивался ушкуй с новой связкой.
– Иван Григорьевич, боярин! – закричал снизу Зверев. – Принимай команду над строителями. А я пока обороной займусь! Пахом, пищали на берег! На тот край острова и с этой стороны по пять человек! Все неприятности всегда случаются не вовремя. Не дай Бог, именно сейчас татары появятся. Поставим охрану – займемся пушками.
Андрей никогда не слышал, чтобы у татар имелось нечто вроде морской пехоты. Степняки не воюют «с воды», это не их повадки. Но сейчас, в половодье, другого пути на остров просто не существовало. Брод через ручеек, заболоченная низина за ним останутся непроходимыми еще не меньше месяца. Есть на Руси такое понятие: распутица. Иные тракты до середины лета не просыхают.
– Десяток пушек, и с Волги сюда тоже ни одна лодка не подберется, – пробормотал Зверев. – Не психи же они под ядра лезть? Подавить же нас просто нечем. Помнится, про кораблики с артиллерией на Волге никто и никогда не упоминал. Если дожди организовать, то и до середины лета дотянуть можно. Лишь бы Выродков крепость успел к этому времени хоть как-то обозначить, чтобы укрытия были. Позиция тут хорошая, удержимся.
Корабельщики сбросили вниз сходни, спустились, колышками закрепляя край на берегу. Пахом пропал – видно, выяснял, в какой угол трюма холопы запихнули пищали. Андрей махнул рукой и уже знакомой дорогой двинулся вдоль берега по обозначенной подорожником тропинке. Вдоль оврага наверх, на плоскую вершину острова, обросшую соснами и черными елями. Остановившись возле одного из вкопанных в землю шестов, князь воровато оглянулся, снял лошадиный череп, отнес немного в сторону, опустил на ковер заячьей капусты.
Череп на шесте – это капище. Череп в траве – безобидная костяшка. Зачем зря смердов пугать? Пусть работают, не тревожась по пустякам.
Он отер руки и двинулся дальше, к центру. Вскоре перед гостем открылась овальная поляна, огороженная все теми же смертоносными для лошадей шестами. Трава росла здесь мягкая и низкая, никем не потоптанная; она светилась под ярким солнцем изумрудным сиянием и казалась сказочной, ненастоящей. На поляне росли всего три дерева: две небольшие березки и могучий раскидистый дуб. Березки стояли чуть ближе, и между ними возвышался на полтора человеческих роста черный резной трехгранный столб. Сверху на нем теснились какие-то женщины с рогами и с кольцом в руках, внушительные мужи с мечами и на конях, осеняемые солнцем. В средней части водили общий хоровод мужчины и женщины, ниже стоял коленопреклоненный человек, вырезанный на одной грани лицом ко входу, а на двух других – в профиль.
15 
