Селеста встретила гостя почтительным реверансом и лишь усилием воли заставила себя поднять голову.
— К вашим услугам, мисс Роксли.
Язык тоже повиновался ей не сразу.
— Садитесь, пожалуйста, милорд.
— Благодарю вас. — Он опустился в массивное с выгнутой спинкой кресло и посмотрел на Селесту, которая села на самый краешек стула, изо всех сил стараясь держаться естественно.
— О том, что вы проживаете в имении, я узнал совсем недавно, — начал граф. — Ваш брат, руководствуясь какими-то своими мотивами, не поставил меня об этом в известность.
— Правда ли, — едва слышно спросила она, — что Монастырь теперь… ваш?
— Да, правда. Две недели назад я выиграл его в карты у вашего брата, — ответил граф. — Ничего другого, как я понимаю, он поставить не мог.
Селеста прикусила губу, едва удержав готовые вырваться горькие слова.
— Для вас эта новость стала, должно быть, потрясением, ведь до сегодняшнего утра вы даже не догадывались о случившемся, не так ли?
Девушка почувствовала, как полыхнули жаром щеки.
— Нет, милорд. Я не получала вестей от брата.
— В таком случае вы, несомненно, потрясены.
— Но зачем вам Монастырь? — уже не выбирая слов, спросила Селеста. — У вас есть собственный дом. Дом, как я читала, прекрасный, великолепный. Наше имение вам ни к чему.
— Я подумал, что оно мне пригодится, поскольку находится неподалеку от Лондона. Мелтам-Хаус, как вы совершенно справедливо заметили, великолепен, и у меня есть все основания гордиться им, но дорога туда занимает два дня, а сюда легко доехать от Сент-Джеймсского дворца. К тому же Монастырь расположен на пути в Дувр, что тоже может оказаться весьма кстати.
Граф произнес это с ленивым равнодушием, и Селеста стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Для него Монастырь ничего не значит, сказала она себе. Он даже не понимает, что прервал традицию наследования, существовавшую на протяжении пяти столетий.
— Желаете ли вы, чтобы я… уехала? — спросила она после затянувшейся паузы.
— Думаю, вам следует объяснить мне ваши нынешние обстоятельства, — ответил граф. — Как я уже сказал, мисс Роксли, ваш брат не соизволил уведомить меня ни о том, что вы живете здесь, в Садовом коттедже, ни о том, в какой мере зависите от него.
— Мои обстоятельства вряд ли представляют интерес для вашей светлости, — гордо объявила Селеста.
— Напротив, — возразил он. — Ваш брат, насколько я понимаю, оставил вам мало денег или не оставил их вообще, и я, чувствуя свою ответственность, должен ясно представлять себе ваше положение.
— Нам есть на что жить, — едва слышно пробормотала девушка.
— Какими именно средствами вы располагаете? — осведомился граф.
— Как это может вас касаться? — прошептала она.
— Возможно, мне нужно определить, сколько вы в состоянии платить за проживание здесь.
Селеста посмотрела ему в глаза и поняла вдруг, что граф, по каким-то своим причинам, намерен добиться от нее правды, и ей не остается ничего, как только подчиниться его желанию.
— Моя бабушка, — тихо сказала она, — оставила мне некоторую сумму, доход от которой составляет примерно пятьдесят фунтов в год.
— И это все, чем вы располагаете?
— Этого вполне достаточно.
— Большинство женщин вашего возраста и внешности не согласились бы с вами.
— В таком случае, милорд, я — исключение.
— Видимо, так оно и есть, — с долей сарказма заметил граф, — если только вы не рассчитываете на скорое замужество. Вы обручены?
— Нет!
— Но кавалеры, конечно, обивают ваш порог и торопят с решением?
— У меня нет никаких кавалеров.
Его губы дрогнули в улыбке.
— Вы же не думаете, что я поверю этим вашим словам.
— Вам придется поверить, потому что так оно и есть.
— Что же такое случилось со всеми джентльменами в Кенте? Неужели они ослепли?
Она промолчала, и граф, не дождавшись ответа, спросил:
— Почему вы живете одна, с единственной служанкой? Разве вам не нужна дуэнья? Разве нет друзей, у которых вы могли бы остановиться?
— Нана постоянно твердит, что в ее силах позаботиться обо мне должным образом.
— Не думаю, что ваша служанка соответствует строгим требованиям этикета. Итак, я повторяю свой вопрос. Есть ли на свете кто-то, кто мог бы вас принять?
— Нет. Никого.
— Почему?
— Полагаю, милорд, это исключительно мое личное дело.