— Так и есть, — кивнул граф. — На свете есть немало развлечений более простых и дешевых, чем швырять деньги на карточный стол в компании кретинов.
— Здесь я полностью на твоей стороне, — согласился Кеппл. — Но что же случилось в этот раз?
Прежде чем ответить, Мелтам сделал глоток.
— Я собирался всего лишь заглянуть в комнату, где играли в карты, посмотреть, кто там есть, но на пороге столкнулся с Дарли. «Уходите?» — спросил я. «Не могу смотреть, как играет этот чужак, Кроуторн, — ответил он. — Обдирает юнцов как липку. Противно. Меня от него тошнит».
— Ничего удивительного, — согласился Чарльз Кеппл. — Здесь к нему все так относятся. Он знакомится с юнцами, притворяется их лучшим другом, а потом обирает до нитки.
— Именно этим он и занимался на прошлой неделе, — продолжал граф. — Когда я подошел к столу, Кроуторн сидел с двумя мальчишками, которые лишь недавно приехали в Лондон и ни во что, кроме «снапа» или «разори соседа», в жизни не играли.
— Да уж, он преподаст такой урок, что навсегда запомнится, — сухо заметил Чарльз Кеппл.
— Именно это он и делал. С ним там был Роксли. Юнцом его не назовешь, но я сразу, едва только посмотрел на него, понял, что парень уже проигрался, а встать и уйти не может.
— Старый плут знает, как удержать их за столом, и просто так никогда не отпускает, — вставил Чарльз Кеппл.
— Я подошел поближе и услышал, как Кроуторн говорит: «Ну же, Джайлс, не робей. Ты же не трус». На Роксли было жалко смотреть — глаза бегают, губы пересохли. Ясно, что ему дали последний шанс и на карту поставлено все.
— Да, игрок он не слишком ловкий, — согласился капитан. — Когда волнуется, всегда себя выдает. Ты, Видал, наверное, и сам заметил.
— Я тоже вступил в игру, чего они явно не ожидали, — продолжал граф. — Что поставил Роксли, меня не интересовало, но, когда партия закончилась и я выиграл, Кроуторн был вне себя от злости. Раскраснелся, только что не лопнул.
— Жаль, меня там не было! — воскликнул капитан.
— Я поднялся из-за стола и предложил обоим юнцам выпить со мной в баре.
— И они согласились?
— Да, с благодарностью. Кроуторн как будто заколдовал их. Мы выпили, я заплатил и отправил обоих домой.
— Кроуторн, должно быть, рвал и метал!
— Я даже не знал, что выиграл, пока стюард не сказал, что Роксли поставил на кон Монастырь, свое родовое поместье.
Чарльз Кеппл громко расхохотался.
— Ну, Видал, разве это не в твоем стиле?
Сесть играть, не зная, что на кону, а?
— Теперь знаю.
— Монастырь? Вроде бы что-то слышал, — нахмурился Кеппл, — но что именно, вспомнить не могу. Может, только название?
— Я только что от короля, — сменил тему граф. — Мне его жаль. Завтра коронация, и он опасается, как бы чего ни случилось.
— Другими словами, не знает, как поведет себя королева. Ты это имеешь в виду?
— Именно. Ему кажется, что она постарается испортить эту великолепную, торжественную, столь памятную для него церемонию, в подготовку которой он вложил всю душу.
— Да, уж она испортит, если только сможет, — предрек капитан Кеппл.
— Я так ему сочувствую, — вздохнул граф. — Он, конечно, тщеславен, но ни один мужчина не достоин тех страданий, что выпали на его долю по вине этой женщины.
— Другими словами, опыт короля окончательно отвратил тебя от женитьбы? — с ухмылкой полюбопытствовал Чарльз Кеппл.
— Мне это и не требовалось, — ответил граф. — Подобных намерений у меня никогда не было. Я и королю объяснил, что не собираюсь жениться.
— Рано или поздно этого не избежать. Разве ты не хочешь оставить наследника?
— Ты забыл, что у меня есть младший брат, — напомнил граф, — весьма здравомыслящий и способный молодой человек.
— Верно, — согласился Чарльз Кеппл. — Если есть на свете хороший солдат, то это Джонатан. Мне довелось служить с ним. Он храбр как лев, и его люди готовы следовать за ним на край света.
— Думаю, он сумеет меня заменить.
— Боже мой, Видал, ты так говоришь, словно уже завтра в гроб ложишься.
— Вовсе нет. И я вовсе не намерен ограничивать себя удовольствием от общения с одной женщиной. Надеюсь, их будет еще немало, прежде чем я устану от маленьких радостей жизни.
Граф допил херес, и ему тут же поднесли второй бокал.
— Все думаю о нашем короле, — продолжал он, возвращаясь к прежней теме. — Ты бы заглянул к нему сегодня. В такое время его лучше не оставлять одного: мы все знаем, какой он чувствительный.