– Это уж точно. – Он спешился и осмотрелся по сторонам. Кроме цветной служанки и ее сына – никого.
– А где остальные?
– Уилл и Кипп отправились за пайком. – Элайза помолчала. – А Темпл утром уехала. Они отправились к отцу Клинка. Он переехал сюда больше года назад и построил дом к северу отсюда, на Гранд-Ривер.
– А почему же вы все туда не поехали?
– Клинок и его отец – сторонники партии переселения. Они ведь подписали договор. Жить у них, даже короткий срок… – Элайза запнулась, подыскивая слова.
Для Уилла Гордона это было бы слишком тяжело – после всех утрат и лишений долгого пути. И это не говоря о ненависти, которую питал к «изменникам» Кипп.
– Ничего хорошего из этого не вышло бы, – сказала она.
Джед помолчал, не зная, о чем с ней говорить. Он приехал сюда ради Темпл, а она, оказывается, покинула лагерь. Уехала – и даже не попрощалась.
– Жаль… Жаль, что я не знал… Я хотел пожелать Темпл счастья и удачи.
– Она знает, что вы желаете ей добра.
– Я и сам сегодня уезжаю. Поплыву пароходом. А перед отъездом хотел со всеми вами попрощаться.
Так-то оно так, но без Темпл ему тут делать было нечего.
– Я передам остальным ваши слова. Уилл расстроится, что вы его не застали. Ведь вы наш друг. Спасибо вам, Джед.
– Удачи вам.
Джед сел на лошадь и отправился в обратную дорогу.
Всю дорогу Джед твердил себе, что так оно и к лучшему. Все кончено. Темпл сделала свой выбор. У него в кармане лежало письмо от Сесилии, написанное еще до Рождества. Джед получил его, приехав в форт. Невеста предлагала устроить свадьбу весной. Почему бы и нет, с мрачной решительностью подумал он.
Элайза положила выстиранную рубашку Уилла на одеяло просушиться и увидела, что рукав разорван. Тяжело вздохнула, рассмотрела прореху. Наверно, можно будет сделать заплату из юбки. Юбка все равно вся в лохмотьях, и носить ее уже нельзя.
– Мисс Элайза, – позвал ее Шадрач.
– Ну что там еще?
Она была раздражена, чувствовала себя бесконечно усталой и одинокой. А ведь Темпл уехала всего несколько часов назад. Времени соскучиться вроде бы не было, но без Темпл стало так пусто и тихо. Без Клинка, без маленького Элиджи, без Дье, без Фиби.
– Всадник едет, – сказал Шадрач.
– Сейчас выйду.
Элайза свернула рубашку и вышла наружу из палатки – должно быть, кто-нибудь приехал к Уиллу. Руки ныли после стирки, все тело болело. Вздохнув, Элайза без всякого интереса взглянула на всадника.
– Здравствуйте, – сказал он. – Вы говорите по-английски?
Элайза, нахмурившись, кивнула. Голос вроде бы знакомый. Или это ей мерещится?
Солнце находилась у всадника за спиной, поэтому лица не было видно. Он спешился и представился:
– Я преподобный Коул из миссии Дуайт.
– Нэйтан! – потрясенно воскликнула она и шагнула вперед. – Нэйтан, это вы?
В просторном пальто миссионер преобразился до неузнаваемости. А где его соломенные волосы? Должно быть, под шляпой.
– Нэйтан Коул, это вы? – повторила она.
– Да. – Он недоуменно прищурился. – Извините, разве мы знакомы? Элайза! – ахнул он.
– Да, это я. Она с трудом подавила приступ нервного смеха. Можно себе представить, как она выглядит: грязные растрепанные волосы, драное платье, плечи прикрыты одеялом, кожа красная, обветренная, круги под глазами, а как тоща – кожа да кости!
– Должно быть, я мало похожа на ту Элайзу, которую вы знавали, и тем не менее это я.
– Но как, почему? – Нэйтан смотрел во все глаза, все никак не мог опомниться. – Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы вернулись в Новую Англию. Какими судьбами?
– Я приехала с Гордонами, – ответила Элайза, чувствуя, что сейчас разревется.
– Через прерию? – недоверчиво спросил Нэйтан.
– Да.
– Но почему? Как?
– Я сказала, что я их кузина. Хотя никто особенно не интересовался, кто я такая. – Элайза заметила, как странно он на нее смотрит, и сочла нужным пояснить: – Я не могла бросить их в беде. Без меня они бы сюда не дошли. Они нуждались во мне. Понимаете?
Голос ее опустился до шепота, по щекам потекли слезы.
Нэйтан ласково обнял ее, она прижалась щекой к его плащу и, глотая слезы, продолжила:
– Маленький Джонни умер еще в лагере. Потом, в дороге, умерли Ксандра и Виктория. Айк, отец Шадрача, тоже…
Она горько плакала по всем тем, кто не добрался сюда. Плакала о страданиях, о загубленном поместье Гордон-Глен, о своей бревенчатой школе, о своих вещах и книгах, которые пришлось бросить. Все осталось в прошлом. В безвозвратном прошлом.