Как на крыльях, она помчалась к Лейле. Встретив по дороге Фахида, она вежливо поговорила с ним несколько минут, а затем спросила у него, как принцесса.
– Она… – Король вздохнул. – Лейла покорно приняла свое наказание.
– Могу я с ней поговорить?
– Конечно. Она ведь не пленница.
Тринити подошла к покоям Лейлы и улыбнулась Джамиле, открывшей ей дверь.
– Я больше не хочу об этом говорить, – сказала Лейла. Она лежала на животе и перечитывала карточку, которую Микаэль прислал ей с цветами. – Если я буду о нем говорить, я начну плакать, а я не хочу грустить, когда думаю о нем. У меня есть это. – Она передала Тринити карточку. – Когда я держу ее в руках, я улыбаюсь.
– Хочешь, я тебе прочту? – предложила Тринити.
– Нет, Микаэль мне ее читал, я помню каждое слово: «Лейла, спасибо за потрясающее окончание трудного дня и за еще более потрясающую ночь. Микаэль». И он трижды меня поцеловал.
Тринити улыбнулась, но вдруг нахмурилась, когда до нее дошли слова «за более потрясающую ночь».
– Но ведь доктор сказала…
– Тринити… – Лейла все-таки решилась открыть ей свой самый большой секрет: чтобы испытать запредельное наслаждение, не обязательно заниматься сексом – существуют другие способы.
– Буду иметь это в виду, – рассмеялась Тринити. Все-таки она любила эту несносную девчонку!
Она протянула Лейле телефон Захида.
– Ты хотела поговорить с ним в последний раз, – пояснила она, когда Лейла удивленно взглянула на нее. – Недавно Захиду позвонил Микаэль, чтобы узнать, как ты, и спросил, может ли он с тобой поговорить. – Она положила телефон на постель. – Я выйду на балкон.
Тринити не слышала слов, но любовь и боль в голосе Лейлы, когда она пыталась говорить бодро и оживленно, были слышны очень отчетливо.
К глазам Тринити подступили слезы. Она отчаянно старалась не услышать даже слова из последнего разговора Лейлы со своей любовью.
Когда зазвонил его телефон, и он увидел, что звонит Захид, Микаэль ответил сразу же после первого гудка. И чуть не закричал, услышав голос Лейлы.
– Микаэль?
– Лейла? Слава богу! С тобой все в порядке?
– Да, конечно.
– Что твой отец?
– Разочарован, сердит. Завтра я должна выбрать мужа, и мне больше нельзя пользоваться компьютером. Но я попытаюсь решить этот вопрос. Тринити принесла мне телефон Захида. Сегодня я говорю с тобой в последний раз.
– Не надо так.
– Но так и есть, – сказала Лейла, зная, что, ради него, она должна говорить легко и беспечно. Никто, даже Микаэль, не мог ничего изменить в ее жизни. – Мы будем встречаться с тобой мысленно, но в жизни мы больше никогда не увидимся и не поговорим.
Микаэль нахмурился. О чем она говорила? Мысленно? В мечтах? Но он не успел ничего возразить: Лейла поменяла тему разговора.
– Как твоя работа?
– Я не хочу говорить о работе. Что ты имеешь в виду, говоря «мысленно мы будем встречаться»?
– Ты сам поймешь, – уклончиво ответила она. – А сейчас скажи мне: как твоя работа?
– Отвратительно, – признал Микаэль. – Я переступаю черту.
– В смысле?
– Теперь я собираюсь стать обвинителем. Защищать всяких ублюдков я больше не в силах.
– Желаю успеха, – улыбнулась Лейла.
– Как твои ученицы?
– Пока мне запрещено заниматься обучением. После свадьбы я, может, снова вернусь к преподаванию, хотя и сомневаюсь в этом.
– Лейла? – спросил он, и она закрыла глаза, услышав его глубокий голос. – Как я за тобой приглядывал?
– Безупречно.
– Ты о чем-нибудь жалеешь? – спросил он, немного переживая, что они могли зайти слишком далеко.
– Только об одном, – сказала Лейла. – Что я рассмеялась, когда ты сделал мне предложение. Но, Микаэль, – поторопилась она добавить, – я рассмеялась только от невозможности, а не от того, что ты сказал.
– Пожалуйста, разреши мне поговорить с твоим отцом!
– Вряд ли он станет тебя слушать.
– Я считал его справедливым человеком.
– Только не в этом, – вздохнула Лейла. – Есть еще одно, о чем я сожалею. Я не позволила тебе сказать, что ты меня любишь. И сама я не сказала тебе. Но я люблю тебя и буду любить до конца жизни.
Сердце Микаэля сжалось от боли, но она продолжила, и его страдания стали невыносимы.
– Жаль, что ты не стал моим первым. Тогда меня бы наказали так, что я до конца жизни осталась бы старой девой.
– Лейла…
– Я должна идти. – В дверь постучала Джамила. – Abadan laa tansynii, – закончила она.