45 
– Он сделал тебя директором…
– А ты думаешь, напрасно? – выпалил ее старший сын, прежде чем успел спохватиться.
– О, милый, не важно, что я думаю, – нежно произнесла Дафна – она говорила так тихо, что приходилось наклоняться к самой подушке. – Имеет значение лишь то, как это на вас отразилось.
– На мне?
– И Леонидасе.
Антониос был потрясен.
– Вы должны примириться, – настаивала Дафна. – И больше не ссориться.
– Я… – начал Антониос, но Лео перебил его:
– Мы это сделаем, мама. Мы будем настоящими братьями.
Улыбка вмиг преобразила лицо женщины, и она, откинувшись на подушки, закрыла глаза и мгновенно уснула.
Братья еще немного посидели, а затем поднялись и направились в дальний конец комнаты.
– Что сказал врач? – спросил Лео.
– Что ей теперь будет лишь хуже. Счет идет на дни и недели.
– Но не на месяцы.
– Нет.
Оба замолчали, и никто не делал попыток к примирению.
Лео бросил взгляд на спящую мать. Лицо ее сейчас было таким спокойным – а всего минуту назад оно было взволнованным.
– Кому-то нужно остаться, – сказал он.
– Я останусь, – произнес Антониос.
Лео долго и испытующе посмотрел на него и кивнул.
– Разбуди меня, если… если что.
Когда брат ушел, Антониос повернулся к матери, такой измученной душе в этом усталом теле. Зная, что не сможет заснуть, он придвинул стул к кровати и сел.
Линдсей проснулась до рассвета и поняла, что мужа нет. Когда она вспомнила спор накануне, сердце ее упало. Слишком взволнованная, чтобы спать, Линдсей принялась мерить шагами комнату, потом свернулась в клубочек на кресле и принялась наблюдать за первыми жемчужными лучиками солнца, касающимися гор. Интересно, где муж.
В половине девятого дверь спальни открылась, и Линдсей вскочила на ноги.
– Где ты был? – воскликнула она.
Антониос устало посмотрел на нее.
– Дафна, – просто ответил он, и сердце Линдсей упало, а все ее тревоги растаяли перед этим непоправимым страхом, закравшимся в сердце.
– Что произошло? Она в порядке?
Муж лишь покачал головой.
– Я в душ, – произнес он и, не говоря ни слова, исчез в ванной, закрыв дверь.
Линдсей вновь принялась ходить по комнате, вне себя от беспокойства.
Спустя десять минут из душа вышел Антониос с мокрыми волосами и полотенцем вокруг бедер. Линдсей поднялась с кровати, на которую присела в ожидании, и посмотрела на него.
Молча он подошел к ней и притянул к себе, крепко обнял. Оба молчали, поддерживая друг друга в этом горе. Наконец он отстранился.
– Осталось совсем немного.
Линдсей ощутила ком в горле и слезы на глазах.
– О, Антониос, мне так жаль.
Он кивнул, а она продолжала:
– Не знаю, почему я так вдруг…
– Смерть – это всегда шок.
Антониос потер рукой щеку, и видно было, что он устал от бессонной ночи.
– Я думаю, она бы хотела тебя видеть.
– Конечно, – поспешно ответила Линдсей. – Она… она в сознании?
– Иногда. Она говорила немного со мной и Леонидасом.
При этих словах губы мужчины упрямо сжались.
– Что она сказала? – тихо спросила Линдсей, и Антониос покачал головой.
– Не имеет значения.
Линдсей промолчала, понимая: то, что сказала Дафна сыновьям, было их личным делом, но все же… это было важно.
Беспокойство охватило Линдсей, а Антониос отвернулся.
– Мне пора в офис.
– Ты не спал.
– Много дел.
– А что там про вас с Лео? – вдруг выпалила она.
Антониос повернулся к жене, подозрительно глядя на нее.
– О чем ты?
Линдсей набрала воздуха в легкие, собираясь с силами.
– Антониос, я знаю, ты что-то скрываешь. Что-то тебя гнетет. Может, поделишься?
Лицо его исказилось на миг, и он покачал головой.
– Нет, Линдсей, прости, но… я не могу. – Он вдохнул и медленно выдохнул. – Могу лишь сказать, что Леонидас злится на меня, и уже давно. Отец назначил меня управляющим, и у меня есть власть, которую хочет получить он. – Антониос устало вздохнул. – Мама хочет, чтобы мы помирились.
– А вы? – тихо спросила девушка.
Он отрицательно покачал головой:
– Нет. Лео ушел, когда мама заснула. Думаю, мы с ним всегда будем соперничать.
– А что насчет нас? – тихо спросила Линдсей.
Антониос нахмурился.
– Я пообещал отцу.
Линдсей испытующе поглядела на мужа, не зная, что сказать. Может, сейчас, когда Дафна на краю пропасти между жизнью и смертью, не время настаивать.
Она медленно кивнула:
45 
