Хуарес пальцами приподнял ее подбородок и пристально посмотрел в глаза.
— Поэтому ты думаешь, что все мужчины таковы?
— Да, и американцы ничуть не лучше англичан. Я почти вижу их, считающих мои миллионы… прежде чем спросить… согласна ли я быть их женой!
— Моя бедняжка, — сочувственно произнес Хуарес. — Я прекрасно понимаю твои чувства.
И должен сознаться, как англичанин, я бы очень хотел, чтоб ты стала моей женой, но пройдет много лет, пока я смогу заработать достаточно денег, дабы мы позволили себе жить в привычных для тебя условиях. Поэтому я должен уехать.
— Если ты уедешь, — предупредила Орина, — я последую за тобой. Я буду жить в палатке, в шалаше, в пещере! Я не потрачу ни цента из моих денег, и если мы будем страдать от голода и холода, то будем страдать вместе!
Хуарес бросил на нее изумленный взгляд.
— Ты говоришь серьезно? — тихо спросил он.
— Клянусь, все, что я сказала, чистая правда!
Хуарес так сжал ее в объятиях, что она едва могла дышать.
— Неужели ты так сильно любишь меня?
— Сильнее… гораздо сильнее, — прошептала Орина. — Ты научишь меня… управлять владениями, которые оставил мне папа… Он верил: такие люди, как ты, помогут развитию нашей страны.
Хуарес молчал.
— Я читала вечером о твоем тезке, великом реформаторе, который вселил в мексиканцев чувство гордости. Это именно то, что мой отец делал для Америки.
Орина затронула тему, которая постоянно тревожила ее душу, и уже не в силах была остановиться.
— Мы не можем бросить все достигнутое на произвол судьбы, — продолжала она. — Нужные люди должны быть в нужном месте в нужное время. Когда они состарятся, новые встанут на их места.
Девушка сосредоточенно посмотрела на него.
— Помоги мне… помоги мне сделать все как следует… Но помни, я твоя жена и… я в любом случае не покину тебя.
Хуарес задумался.
Орина пыталась представить, как поступил бы в такой ситуации ее отец.
Как убедить его остаться с ней? Что еще она должна объяснить?
Наконец она спросила почти шепотом:
— А м-может случиться так… что сегодня ночью… ты подарил мне ребенка?
Хуарес какое-то время пребывал в оцепенении после этих слов, а потом словно взорвался.
— Я прилагал неимоверные усилия, чтобы остановить себя! С моей стороны было нечестно овладеть тобою. Но я не мог больше контролировать свои чувства. Я и так держал себя в узде каждую ночь, зная, что ты всего через пещеру от меня.
— Ты хочешь сказать… что и раньше хотел меня?
— Невыносимо! — воскликнул он. — Ты слишком красива, моя милая. Какой мужчина устоит перед тобой!
Он нежно провел рукой по ее телу.
— Мне стыдно за свою слабость, — повинился он.
— Я думаю… ты имеешь в виду… тебе стыдно за то, что ты любил меня, — грустно молвила Орина.
— Нет-нет, это не правда! — с горячностью возразил Хуарес. — Я люблю тебя за то, что ты такая храбрая? такая мужественная, такая независимая. За то, что не теряла достоинства, даже попав из-за меня в такую ужасную ситуацию.
— Но теперь… ты хочешь… оставить меня! О, Хуарес, как ты можешь быть столь жестоким?
И вновь молчание было ответом на ее отчаянный вопрос.
— А что, если у меня и в самом деле будет ребенок… а тебя не будет рядом и… он умрет, как тот маленький испанский мальчик?
— Не смей думать о таких вещах, — резко ответил он. — Нет никакого повода предполагать, что у тебя будет ребенок.
— Я буду… молиться, чтобы… у меня был малыш, — сказала Орина. — Но… пожалуйста, Хуарес… я боюсь оставаться с ним одна… даже если десятки докторов станут суетиться вокруг.
— Ты искушаешь меня. Единственное могу тебе сказать: меня угнетает огромный долг перед тобой, и, пока я не верну его, не смогу чувствовать себя мужчиной.
— Ты хочешь сказать, что деньги для тебя значат больше… чем любовь?
Он молчал, и тогда Орина сказала:
— Что ж, хорошо… но знай… если ты оставишь меня… я пойду за тобой… куда бы ты ни отправился. И если все… что мой отец сделал в течение жизни рухнет… из-за невостребованности… то я… ничего… не смогу… с этим поделать.
Последние слова она сказала очень тихо, сквозь слезы, душившие ее.
— Адам был прав, говоря, что Ева искусила его.
Хуарес наклонился над ней и поцеловал.
Потом снова и снова, жадно впиваясь в ее губы.
Он вел себя не так, как в первый раз.
Сейчас он доказывал свое мужское превосходство, свою силу и страсть, и она не могла этому противиться.