88 
Ему приснился странный сон. Он сидел за столиком в кафе перед высоким соборным алтарем. На столике стояло шесть блюд с кушаньями, и он ел с жадностью. Пахло ладаном, он чувствовал подъем душевных сил. Как всегда во сне, кушанья не имели вкуса, но вот он доест их, и тогда ему подадут самое вкусное. Перед алтарем ходил взад и вперед священник, служивший мессу, но он почти не замечал этого: церковная служба уже не касалась его. Наконец все шесть блюд стояли пустые. Кто-то невидимый глазу позвонил в колокольчик, и священник, служивший мессу, опустился на колени перед тем, как вознести чашу с дарами. Но он сидел и ждал, не глядя на Бога над алтарем, точно этот Бог был для других людей, а не для него. Потом стакан рядом с тарелкой начал наполняться вином, и, подняв глаза, он увидел, что ему прислуживает девочка с банановой плантации. Она сказала:
– Я взяла вино у отца в комнате.
– Потихоньку?
– Нет, не совсем, – сказала она своим ровным, уверенным голосом.
Он сказал:
– Это очень мило с твоей стороны. Я уже забыл ту азбуку – как ты ее называла?
– Морзе.
– Правильно. Морзе. Три долгих стука и один короткий, – и сразу началось постукивание; постукивал священник у алтаря, в проходах между скамьями постукивали невидимки-молящиеся: три долгих стука и один короткий. Он спросил:
– Что это?
– Весть, – сказала девочка, строго, озабоченно и с интересом глядя на него.
Он проснулся, когда уже рассвело. Он проснулся с великой надеждой, но стоило ему увидеть тюремный двор, как надежда сразу, начисто исчезла. Этим утром его ждет смерть. Он съежился на полу с пустой фляжкой в руках и стал вспоминать покаянную молитву.
– Каюсь, Господи, прости мне все мои прегрешения… Я распинал тебя… заслужил твою страшную кару. – Он путал слова, думая о другом. Не о такой смерти возносим мы молитвы. Он увидел свою тень на стене – какую-то недоумевающую и до смешного ничтожную. Как глупо было думать, что у него хватит мужества остаться, когда все другие бежали. Какой я нелепый человек, подумал он, нелепый и никому не нужный. Я ничего не сделал для других. Мог бы и вовсе не появляться на свет. Его родители умерли – скоро о нем даже памяти не останется. Может быть, он и адских мук не стоит. Слезы лились у него по щекам; в эту минуту не проклятие было страшно ему, даже страх перед болью отступил куда-то. Осталось только чувство безмерной тоски, ибо он предстанет перед Богом с пустыми руками, так ничего и не свершив. В эту минуту ему казалось, что стать святым было легче легкого. Для этого требовалось только немного воли и мужества. Он словно упустил свое счастье, опоздав на секунду к условленному месту встречи. Теперь он знал, что в конечном счете важно только одно – быть святым.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Миссис Феллоуз лежала в душном номере гостиницы, прислушиваясь к звуку пароходной сирены, доносившемуся с реки. Видеть она ничего не могла, потому что лоб и глаза у нее были прикрыты платком, смоченным одеколоном. Она громко позвала:
– Милый! Милый! – но ответа не услышала. Ей казалось, будто ее похоронили заживо в большом железном фамильном склепе и она лежит одна под балдахином, на двух подушках. – Милый! – повторила она еще громче и прислушалась.
– Да, Трикси, – отозвался капитан Феллоуз. Он сказал: – Я заснул, мне что-то снилось.
– Подлей, милый, одеколона на платок. Голова у меня просто разламывается.
– Сейчас, Трикси.
Капитан Феллоуз протянул руку к платку. Он постарел, вид у него был усталый, скучающий, как у человека, лишенного любимого занятия. Он подошел к туалетному столику и смочил платок одеколоном.
– Не усердствуй, милый. Когда еще мы сможем купить другой флакон! – Он промолчал, и она резко сказала: – Ты слышишь, что тебе говорят, милый?
– Да.
– Последнее время ты все молчишь. Знал бы, каково лежать здесь больной в одиночестве.
– Сама понимаешь, мне нелегко, – сказал капитан Феллоуз.
– Но мы же решили, милый, – об этом лучше молчать. Зачем растравлять раны.
– Да.
– Нужно думать о себе.
– Да.
Он подошел к кровати и положил платок жене на лоб. Потом, сев на стул, продел руку под сетку и сжал ее пальцы. Они производили странное впечатление – дети, одни, без взрослых, потерявшиеся в чужом городе.
– Ты взял билеты? – спросила она.
– Да, милая.
– Попозже я встану и уложу вещи. Но голова так болит. Ты сказал, чтобы заехали за багажом?
88 
