– Куда?
– Говорю тебе – молчи. Не спрашивай.
В ветровом стекле неясно отражалось ее отчаяние. Ему показалось, будто его разрывают на части.
– Дорогой мой, – сказала она, – только не думай, что это легко. Мне никогда не бывало так трудно. Куда бы легче было умереть. Ты теперь для меня во всем. Я никогда не смогу видеть железный домик или машину «моррис». И пить джин. Смотреть на черные лица. Даже кровать… ведь придется спать на кровати. Не знаю, куда я от тебя спрячусь. И не надо говорить, что через год все обойдется. Этот год надо прожить. Зная все время, что ты где-то там. Зная, что я могу послать телеграмму или письмо и тебе придется их прочесть, даже если ты не ответишь. – Он подумал: насколько ей было бы легче, если бы я умер. – Но я не имею права тебе писать, – сказала она. Она не плакала, ее глаза, когда он кинул на них быстрый взгляд, были сухие и воспаленные, такие, как тогда, в больнице, измученные глаза. – Хуже всего будет просыпаться. Всегда бывает такой миг, когда не помнишь, что все переменилось.
– Я тоже приехал проститься. Но, видно, и я не все могу.
– Молчи, дорогой. Я ведь поступаю как надо. Разве ты не видишь? Тебе не придется от меня уходить – я ухожу от тебя. Ты даже не будешь знать, куда. Надеюсь, я не слишком уж пойду по рукам.
– Нет, – сказал он. – Нет.
– Тс-с-с, дорогой! У тебя все будет как надо. Вот увидишь. Ты сможешь смыть грязь. Снова станешь хорошим католиком – ведь тебе же это нужно, а не целая свора баб, правда?
– Мне нужно, чтобы я перестал причинять боль.
– Тебе нужен покой. У тебя он будет. Вот увидишь. Все будет хорошо. – Она положила руку ему на колено и, стараясь его утешить, все-таки заплакала.
Он подумал: где она научилась такой надрывающей душу нежности? Где они учатся так быстро стареть?
– Послушай, родной. Не ходи ко мне. Открой мне дверцу, она так туго открывается. Мы попрощаемся здесь, и ты поедешь домой или, если хочешь, к себе на службу. Так будет гораздо легче. Ты обо мне не беспокойся. Я не пропаду.
Он подумал: я избежал зрелища одной смерти, а теперь должен пережить все смерти сразу. Он перегнулся через Элен и рванул дверцу, его щеки коснулась ее щека, мокрая от слез. Прикосновение было как ожог.
– Поцелуй на прощанье можно себе позволить, мой дорогой. Мы ведь не ссорились. Не устраивали сцен. У нас нет друг на друга обиды.
Когда они целовались, он почувствовал губами дрожь, словно там билось сердце какой-то птицы. Они сидели неподвижно, молча, дверца машины была распахнута. С холма спускались несколько черных поденщиков; они с любопытством заглянули в машину.
Она сказала:
– Я не могу поверить, что это в последний раз, что я выйду и ты от меня уедешь и что мы больше никогда не увидим друг друга. Я постараюсь пореже выходить, пока не сяду на пароход. Я буду там наверху, а ты будешь там внизу. О господи, как бы я хотела, чтобы у меня не было мебели, которую ты мне привез!
– Это казенная мебель.
– Один из стульев сломан – ты слишком поспешно на него водрузился.
– Родная моя, нельзя же так!
– Молчи, дорогой. Я ведь стараюсь поступать как надо, но я не могу пожаловаться ни одной живой душе, кроме тебя. В книжках всегда бывает человек, которому можно открыть душу. А мне надо это сделать, пока ты здесь.
Он подумал опять: если бы я умер, она бы от меня освободилась; мертвых забывают быстро, о мертвых себя не спрашивают; а что он сейчас делает? с кем он сейчас? Так для нее гораздо труднее.
– Ну вот, родной, я готова. Закрой глаза. Медленно сосчитай до трехсот – и меня уже не будет. Тогда быстро поворачивай машину и гони. Я не хочу видеть, как ты уезжаешь. И уши я заткну – не хочу слышать, как внизу ты включишь скорость. Я слышу этот звук по сто раз в день. Но я не хочу слышать, как включаешь скорость ты.
О господи, молил он, вцепившись потными руками в руль, убей меня сейчас! Разве кого-нибудь так мучит совесть, как меня! Что я наделал! Я несу с собой страдания, словно запах собственного тела. Убей меня! Сейчас! Прежде, чем я нанесу тебе новую рану.
– Закрой глаза, родной. Это конец. В самом деле конец. – Она сказала с отчаянием: – Хотя это так глупо!
– Я и не подумаю закрывать глаза, – сказал он. – Я тебя не брошу. Я тебе обещал.
– Ты меня не бросаешь. Я бросаю тебя.
– Ничего, детка, не выйдет. Мы любим друг друга. Ничего не выйдет. Я сегодня же вечером приеду наверх посмотреть, как ты. Я не смогу заснуть.