– Уилсон?
– Он следил за мной, когда я шел сюда.
– Не беспокойтесь, майор Скоби. Я думаю, что ваш слуга больше не будет вас обманывать.
Скоби спросил с облегчением и надеждой:
– Значит, вы сумеете его чем-нибудь припугнуть?
– Не спрашивайте. Увидите сами.
Надежда и чувство облегчения сразу увяли.
– Но, Юсеф, я _должен_ знать… – начал он.
– Юсеф его перебил:
– Я давно мечтал спокойно посидеть с вами вечерок вот так, в темноте, со стаканчиком виски в руках, майор Скоби, и поговорить о важных вещах. О боге. О семье. О поэзии. Я глубоко почитаю Шекспира. У артиллеристов прекрасные актеры-любители, они научили меня ценить жемчужины английской литературы. Я без ума от Шекспира. Из-за Шекспира мне иногда даже хочется научиться читать, но я уже слишком для этого стар. Да и боюсь, не потеряю ли я тогда память. А без нее пострадают дела. Хоть я и не для них живу, но они мне необходимы, чтобы жить. Я об очень многом хотел бы с вами поговорить. Мне бы так хотелось узнать, каковы ваши взгляды на жизнь.
– У меня их нет.
– А та нить, за которую вы держитесь, чтобы не заблудиться в лесу?
– Я потерял дорогу.
– Что вы! Такой человек, как вы, майор Скоби! Я так вами восхищаюсь. Вы человек справедливый.
– Никогда им не был, Юсеф. Я просто не знал себя, вот и все. Есть такая поговорка насчет того, что конец – это начало. Когда я родился, я уже сидел с вами и пил виски, зная…
– Что именно, майор Скоби?
Скоби выпил до дна.
– Ваш слуга уже, наверно, дошел до моего дома.
– У него велосипед.
– Тогда они уже идут сюда.
– Наберемся терпения. Нам, может, долго придется ждать, майор Скоби. Вы же знаете, что такое слуги.
– Мне казалось, что знаю.
Он заметил, как дрожит его левая рука на столе, и зажал ее между колен. Он вспомнил долгий переход вдоль границы, бесчисленные биваки в лесной тени, когда Али что-то стряпал в коробке из-под сардин; снова пришла на память та последняя поездка в Бамбу: долгое ожидание у парома, приступ малярии, неизменное присутствие Али. Он отер пот со лба и на секунду подумал: это просто болезнь, лихорадка. Я скоро очнусь. События последних шести месяцев: первая ночь в домике на холме, письмо, в котором было слишком много сказано, контрабандные алмазы, поток лжи, причастие, принятое для того, чтобы успокоить женщину, – все это казалось таким же призрачным, как тени над кроватью, отбрасываемые керосиновым фонарем. Он сказал себе: сейчас я проснусь и услышу, как ревут сирены, совсем как в ту ночь, в ту самую ночь… Он тряхнул головой и пришел в себя: в темноте напротив сидел Юсеф, во рту был вкус виски, а в душе – сознание, что все это наяву. Он устало сказал:
– Они уже должны были бы прийти.
– Вы же знаете, что такое слуги. Пугаются сирен и прячутся где попало. Нам остается только сидеть и ждать, майор Скоби. Для меня это счастливый случай. Мне бы хотелось, чтобы утро никогда не настало.
– Утро? Я не собираюсь ждать Али до утра.
– Может, он перепугался. Понял, что вы его раскусили, и сбежал. Слуги иногда бегут к себе, в лес…
– Какая чепуха, Юсеф.
– Еще немножко виски, майор Скоби?
– Ладно. Ладно. – Он подумал: неужели я еще и спиваюсь? Видно, от меня уже ничего не осталось – ничего, что можно потрогать и сказать: это Скоби.
– Майор Скоби, ходят слухи, что справедливость в конце концов восторжествует и вас назначат начальником полиции.
Скоби осторожно ответил:
– Не думаю, чтобы до этого дошло.
– Я только хочу вас заверить, майор Скоби, что на мой счет вы можете быть спокойны. Я хочу вам добра, только добра. Я исчезну из вашей жизни, майор Скоби. Я никогда не буду для вас обузой. Хватит с меня того, что был такой вечер, как сегодня, – долгая беседа в темноте обо всем на свете. Эту ночь я никогда не забуду. Вам не о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь.
Через окно, из-за спины Юсефа, откуда-то из темной массы хижин и складов донесся крик, крик страха и боли; он поднялся, словно тонущий зверь, и снова пропал в темноте комнаты – в стакане виски, под столом, в корзинке для бумаг, – крик, который уже откричали.
Юсеф сказал как-то слишком уж быстро:
– Это пьяный. Куда вы, майор Скоби! – завопил он с испугом. – Одному там опасно…
Вот как Скоби в последний раз видел Юсефа: силуэт, неподвижно и криво обозначенный на стене; лунный свет, льющийся на сифон и два пустых стакана. У подножья лестницы стоял конторщик и вглядывался в даль набережной. В зрачки ему ударил лунный свет, и они заблестели, как дорожные знаки, показывая, куда повернуть.