143 
— Надеюсь, кузина, в вашем стаде черных телят не будет, — сказала я. — Вы ведь не хотите, чтобы с вашим супругом что-нибудь случилось.
— Он честно выполняет свой долг в Ирландии, и за это я глубоко его уважаю, — целомудренно ответила Леттис.
— Полагаю, вы ужасно по нему тоскуете.
— Увы, мадам.
— Но ведь у вас четверо детей?
— Именно так, ваше величество.
— Хочу побыстрее с ними познакомиться. Представляю, сколько радости они вам доставляют.
Леттис сказала, что так оно и есть.
Роберт за все время не проронил ни слова, но я остро чувствовала его напряжение и очень хотела выяснить, что все это означает.
В Чартли нас встретил Филипп Сидни. Как он был мил! К сожалению, я не могла зачислить его в разряд своих любимчиков. Невозможно было представить, что Филипп будет осыпать витиеватыми комплиментами так же легко и бесстыдно, как Оксфорд, Хаттон или Хенидж. Филипп был хорош собой, прекрасно образован, но из него никогда не получился бы хороший придворный — слишком уж он был прям и честен. Я уважаю эти качества, но чем старше я становилась, тем больше нуждалась в лести и фимиаме. У меня начинали редеть волосы, приходилось все чаще и чаще прибегать к помощи шиньонов, кожа требовала куда более тщательного ухода, чем в прежние времена. Она сохранила белизну и гладкость, однако требовалось много времени, чтобы оберегать ее от увядания. В глубине души я знала, что меня уже нельзя назвать красивой, и поэтому хотела, чтобы придворные ежеминутно превозносили мои несравненные достоинства. Это чувство особенно усиливалось рядом с настоящей красавицей вроде графини Эссекс. Помимо прекрасной внешности Леттис обладала еще одним завидным качеством, которое присуще определенной породе женщин. Речь идет о безмолвном зове, направленном к противоположному полу. Мужчины сразу чувствуют, что от такой женщины исходит мощное притяжение. Цель близка, и ее можно достигнуть, не прибегая к длительной осаде — должно быть, дело именно в этом… Если же вернуться к Филиппу Сидни, то этого во всех отношениях выдающегося молодого человека приблизить к себе я никак не могла. Ведь он ни разу не сказал, что я — самая прекрасная и желанная женщина на земле.
Мне представили детей графини.
Старшая дочь, Пенелопа, явно пошла в мать. Девочке было всего четырнадцать, но она уже вся так и дышала чувственностью. Следующая дочь, Дороти, понравилась мне куда больше. Сыновей звали Роберт и Уолтер.
На Роберта я сразу же обратила внимание. Сначала потому, что испытывала особое чувство к этому имени. Мальчугану было на вид лет восемь, а позднее его мать сказала мне, что в ноябре ему исполнился девять. Мальчик был резв, даже дерзок. Первым делом потрогал пуговицы на моем платье, чтобы проверить, расстегиваются ли они, затем взглянул на меня снизу вверх и озорно улыбнулся. Предложил сходить с ним на псарню, потому что его любимая собака только что родила щенков.
Леттис прикрикнула на мальчика, сказала, что с королевой нужно обращаться почтительно. Тогда Роберт схватил мою ладонь и поцеловал ее на придворный манер, после чего объявил:
— А мне нравятся королевы!
Он сразу же меня покорил. Я вообще люблю детей. Если бы их можно было добывать каким-нибудь более пристойным образом, чем задумано природой, я непременно обзавелась бы потомством…
На старшую девочку я тоже поглядывала с любопытством. Сразу можно было сказать, что из нее вырастет вторая Леттис — ветреная, непредсказуемая. Мне показалось, что девочка подружится с Филиппом Сидни. Они держались друг с другом так, словно были давно и хорошо знакомы.
Некоторое время спустя я завела разговор на эту тему с графом Лестером.
— Как бы ты отнесся к тому, чтобы твой род породнился с семьей Девере? — спросила я.
— Что ж, это был бы неплохой союз. Я понимаю, к чему ты клонишь, но нужно спросить у родителей Филиппа.
— Перестань, Роберт. Ты же знаешь, они ни в чем не станут тебе перечить.
— Да, но Филипп всегда и во всем поступает по-своему.
— Это верно. Немногословные люди — самые опасные. Молчаливость — признак сильной воли. Если бы твой красивый племянник хотел жениться на Пенелопе Девере, он обошелся бы и без нашей помощи.
— Они оба еще слишком юны.
— Девочка — безусловно, но Филипп уже не мальчик. Сколько ему?
— Двадцать. Может быть, двадцать один.
— Хороший возраст для женитьбы. А Пенелопе хоть и четырнадцать, но она уже вполне созрела, не правда ли?
143 
