Она добралась до противоположной стороны коридора и испуганно замерла в ожидании. Однако никаких других звуков, кроме тихого бормотания часовых, не было слышно, и Теола поняла, что они ее не заметили.
Теперь ей надо было найти дорогу вниз, на следующий этаж. Это оказалось нетрудно.
Двигаясь в сторону, прочь от центра здания, где проходила парадная лестница, она миновала несколько небольших коридоров и в конце концов обнаружила боковую лестницу. Вдоль нее висели портреты австрийских монархов, что позволяло предположить, что ею пользовались дворцовые служащие.
Теола быстро сбежала вниз и вышла еще в один небольшой коридор, который никто не охранял. Она хорошо ориентировалась, поэтому ей несложно было найти дорогу к тем комнатам, которые располагались непосредственно под апартаментами королевы.
Она ожидала встретить здесь часовых и шла медленно, с опаской, держась в тени, как вдруг увидела одного из них. Но он стоял к ней спиной, лицом к холлу, в котором, Теола была уверена, тоже были караульные.
Она подозревала, что часовые не слишком серьезно относятся к своим обязанностям, ведь охранять во дворце было некого, кроме детей и самой Теолы.
Теперь Теола хорошо различала детский плач и через несколько мгновений уже входила в комнату.
Должно быть, раньше здесь размещался просторный кабинет, который превратили в спальню. В ней стояло три узких кровати обычного размера, на полу лежало три матраца, и еще там была детская кроватка, расписанная королевскими гербами.
В комнате не оказалось никого из взрослых, и все дети плакали. Теола перебегала от одного ребенка к другому, пока не поняла причину плача.
У ребенка, кричавшего громче всех, была небрежно забинтована голова и повязка сползла на глаза.
Как только Теола ее поправила, ребенок перестал плакать и прижался к ней, снова и снова повторяя по-кавонийски:
— Мама! Хочу мою маму!
— Она скоро придет, — уговаривала его Теола. — Постарайся уснуть. Мама хочет, чтобы ты поспал.
На следующей кровати лежала девочка, у которой были изранены руки. Она запуталась в бинтах и простынях и боролась с ними, стараясь освободиться.
Младенец в детской кроватке кричал явно от голода.
Кто-то вставил ему в рот бутылочку, но она соскользнула в сторону, а младенец был еще слишком мал, чтобы снова поднести ее к губам.
Молоко в бутылочке уже остыло, и, вставляя соску ребенку в ротик, Теола подумала, что хорошо бы его подогреть. Но младенец начал жадно сосать, явно слишком голодный, чтобы проявлять разборчивость.
Теола тщательно пристроила бутылочку так, чтобы она опять не упала, а затем перешла к другим кроватям.
Остальные дети плакали оттого, что их взбудоражил плач их товарищей, и потому, что боялись.
Она успокоила их, уложила в постельки, все время разговаривая с ними, убеждая каждого, что за ними придут и они должны хорошо вести себя, пока их не заберут домой.
Через короткое время в комнате снова воцарилась тишина, большинство детей уснули.
Теола как раз проверяла, не сползет ли снова повязка с головы первого ребенка, когда услышала у дверей какой-то звук. Она обернулась и увидела часового. Он стоял и смотрел на нее.
— Дети плакали, — объяснила Теола по-кавонийски, — поэтому я пришла присмотреть за ними.
Часовой не ответил, но продолжал пристально смотреть на нее.
— Теперь все в порядке, — сказала Теола, — но ведь с ними наверняка кто-то должен быть?
— Она ушла танцевать, — ответил солдат. Он нечетко выговаривал слова, и Теола поняла, что солдат пьян. Фуражка соскользнула ему на затылок, мушкет он держал на отлете, верхние пуговицы мундира были расстегнуты.
— Ну… по-моему, теперь дети больше не будут плакать… пока она не вернется, — произнесла Теола.
Она снова с сомнением посмотрела на солдата; ей подумалось, что часовой — не тот человек, которому следует поручать присматривать за детьми. Это был плотный мужчина лет тридцати, со смуглой кожей и черными волосами, слишком длинными для солдата регулярной армии.
» Несомненно, он один из сторонников генерала Василаса, — решила Теола, — никогда до сих пор не носивший мундир «.
Она в последний раз оглядела детей. Все лежали тихо, а младенец так и уснул, посасывая свою бутылочку.
Теола направилась к двери со словами:
— Наверное, теперь мне лучше уйти к себе в комнату.
Солдат не пошевелился. Он стоял, слегка покачиваясь, а пристальный взгляд его глаз внезапно заставил Теолу ощутить беспокойство.