Особенно,... 
4 
События разворачивались всего в нескольких метрах, у двери. Там сосредоточилась вся шумиха. Человек в красной куртке вытянулся на полу, Боб и остальные склонились над ним. Беатриче с кувшином воды стояла рядом. Я вспоминал ее испуганные глаза. Жаль, что ей пришлось видеть весь этот ужас. Я подумал о Делии. Просто проверил, способен ли я еще на это, и оказалось, что да. И тут я разрыдался без слез, если такое вообще возможно.
Боб поднялся с беспомощно-растерянным выражением лица, хорошо знакомым мне по криминальным фильмам. Не хватало только возгласа: «Доктора! Здесь есть врачи?» И вот уже «сэр» в длинном романтическом плаще склоняется над жертвой, пытаясь нащупать (безуспешно) пульс, а потом роняет ее безжизненную руку. Он прикладывает ухо к сердцу, заглядывает в глаза, отодвигая веки кончиками пальцев, и поднимается, отворачиваясь от лежащего на полу человека.
— К сожалению, я ничем помочь не могу. Он мертв, — провозглашает доктор, обводя взглядом толпу.
Я чувствовал, что выгляжу смешно, стоя с оружием, поэтому выпустил пистолет, разжав пальцы. Я не слышал, как он упал, вероятно, он больше не имел веса, а может, просто прилип ко мне намертво. Тем временем кто-то допил мой блауэр цвайгельт. Кто же, если не я сам? Время уходило впустую. Уже час ночи. У двери разыгрывался последний акт криминальной драмы. Два человека в белом, ворвавшись в бар, положили мужчину в красной куртке на носилки и исчезли. По толпе будто пробежал вздох облегчения. Напряжение, теперь уже равномерно распределившееся по залу, спадало. «Обстановка нормализировалась», — как сказал бы ведущий выпуска новостей.
Теперь никто не может покинуть помещение просто так. Это понятно. Но чтобы не тянуть резину, я хотел немедленно прояснить ситуацию. Однако прореагировали они оперативно. Вероятно, об этом уже успели позаботиться его родственники. Я глубоко вдохнул, собираясь перекричать стихающую суматоху возгласом: «Это сделал я!» — и уже протянул вперед скрещенные запястья, чтобы на них надели наручники. Но тут меня охватил ужас: я заметил инспектора Томе-ка. Слишком поздно: он уже увидел меня и, конечно, сразу поспешил ко мне.
— Я мог бы держать пари, что вы появитесь здесь раньше нас, — произнес он, грубовато усмехаясь и кладя мне на плечо руку.
Для Томека не существовало никаких «вы» и «ты», только «мы, полицейские» и «вы, журналисты». Он и не подозревал, как унижает меня подобным обобщением. Однако в остальном инспектор был милым человеком. Он покупал своей дочери на день рождения лошадей и прочие безделушки.
— Он мертв? — спросил я.
Вопрос показался Томеку наивным. Он видел, что я немного не в себе, и глядел на меня с сочувствием. Я был одним из его любимых репортеров, потому что никогда не задавал провокационных вопросов, ничего не вынюхивал. Я довольствовался тем, что мне давали, и писал обо всем этом. Тем не менее я плохой журналист, точнее, не журналист вообще. Правда, этого до сих пор никто не замечал.
— Уже что-нибудь разведали? — спросил Томек.
Я объяснил ему, что нахожусь здесь не по служебной надобности, употребив слово «случайно». Я стыдился, но не мог открыть Томеку правды. Я не пережил бы его взгляда.
Инспектор же сообщил мне, что им пока известно немногое. (Они всегда говорят так, и в большинстве случаев не лгут.) Убитого тут никто не знал. Может, в «наших» кругах он известен? Нет, ответил я, «мы» с ним тоже не знакомы. Преступник, я слышал, выстрелил только один раз? С близкого расстояния, подтвердил Томек. Пуля попала в один из желудочков сердца со спины.
— Со спины? — воскликнул я.
Томек решил, будто я возмущен коварством убийцы.
«Наверное, этот тип в красной куртке успел повернуться», — догадался я.
— Мы полагаем, что его застрелили с улицы, когда он заходил в бар, — произнес Томек.
— Но ведь дверь была закрыта, — пробормотал я. (Или открыта?)
Инспектор улыбнулся и по-отечески тронул меня за плечо. Он думал, что я в шоке, и не был далек от истины.
Беатриче принесла нам кофе и воды. Она решила, что мы с Томеком работаем вместе. На мгновение наши взгляды встретились, и я подумал, что охотно увез бы ее отсюда куда-нибудь в Бразилию. Самое ужасное, что она верила мне. Какое все-таки счастье, что я не депрессивный тип!
В помещении уже работали криминалисты, а полицейские обыскивали посетителей. Их выстроили в ряд и попросили вытянуть руки в стороны. Некоторых заставили раздеться. С ними обращались, как с преступниками. И все это из-за меня. Хорошо, что в зале находились только мужчины, которые к тому же выглядели вполне крепкими. Это несколько успокоило меня.
4 
