Особенно,... 
10 
— Пожалуйста, не надо, — услышал я собственный лепет.
Вскоре последовали две паузы: одна — чтобы выпить, вторая — расслабиться. Я ткнулся лбом в ключицу Беатриче и коснулся щекой шеи. Неужели это я так рыдал?
— Все будет в порядке, — успокаивала меня она.
Все вокруг завертелось, а затем погрузилось в темноту. Позднее, когда я открыл глаза, в зале никого не было, а стулья стояли на столах. Музыка смолкла.
В следующий раз меня разбудил ее голос:
— Так, значит, в Бразилию?
Мы находились на улице, было прохладно. Беатриче поддерживала меня.
— Значит, в Бразилию? — Она засмеялась.
Я обнял и поцеловал ее. В мечтах или на самом деле?
А потом мое тело валялось на охряно-желтом диване. Рядом на стеклянном столике стоял кувшин с водой. Для меня или для цветов? Нет, все-таки для меня. Моя мука продолжалась. На сей раз я вовлек в круговорот своих страданий юную официантку.
— Ну, воскресший из мертвых, как дела? — крикнула она из соседней комнаты.
У нее был сладкий голос. «Сладкий» — слово, которое можно произносить только мысленно. Сказанное вслух, оно всегда истолковывается неправильно и не воспринимается всерьез. А я относился к сладкоголосой Беатриче гораздо серьезнее, чем к себе.
Очевидно, я находился в ее квартире. В моих планах этого не предусматривалось. Я не имел ни малейшего понятия, как здесь оказался. Подобное могло бы случиться с каждым, только не со мной.
— Чертовски неприятная история, — прохрипел я.
При этом моя черепная коробка окончательно развалилась на мелкие части, и я ощутил адскую боль.
— Вы всегда так напиваетесь? — поинтересовалась Беатриче.
Теперь она находилась где-то рядом.
— Я не хотел вам навязываться…
— А вы и не навязывались. Вы были без сознания.
Она присела на край дивана, положила ногу на ногу и направила на меня острую коленку — жест, в котором мне почудился упрек. Я собрался с последними силами и принял сидячее положение.
— Я не могла оставить вас на улице в четыре часа утра, — произнесла Беатриче.
Я не знал, как мне извиниться за свое пьяное поведение, и в то же время так часто это делал, что Беатриче устала меня слушать.
— Вы помните, что говорили мне? — спросила она.
Из сладкого ее голос стал полусладким. Теперь Беатриче смотрела на меня подозрительно-испытующе, что совсем не сочеталось с ее легкомысленным обликом.
— Ничего не помню, — оправдывался я.
И это должно было означать: «Я ничего не хочу знать, оставьте меня в покое».
— Речь шла об убийстве, — произнесла она.
Ее строгие глаза моргали, будто фотографировали меня.
— Об убийстве?
Как я мог об этом забыть?
— О том человеке в красной куртке, — продолжила Беатриче уже с горечью.
«В красной куртке»? Это были мои слова, почему она их говорила? Я боялся и думать обо всем этом.
— У вас нет таблеток от головной боли? — простонал я.
И это должно было означать: «Я сдаюсь». Беатриче оказалась скромной и отзывчивой победительницей.
— Хорошо, я принесу вам одну, — кивнула она.
Но я попросил две.
Люди всегда относились ко мне по-доброму. Вдобавок ко всему, что произошло, я попросил у нее разрешения принять душ. Она повесила на ручку двери ванной комнаты чистое нижнее белье. Я не стал интересоваться, чье оно. Похоже, его владелец был моложе меня лет на двадцать. Вне всяких сомнений, он занимался серфингом и сноубордом.
— Ну, и что вы теперь собираетесь делать? — поинтересовалась Беатриче.
Она налила мне кофе, который вдохнул в меня жизнь.
— Бразилия? — усмехнулась Беатриче.
Ее голос снова зазвучал сладко, даже очень. «Да, Бразилия, — хотелось ответить мне. — Поедешь со мной?» У меня было два шанса против девяноста восьми, что она согласится: «Да, а почему нет?» В детективных романах молодые легкомысленные женщины часто отправлялись за границу с незнакомыми убийцами.
Но я сказал совсем другое:
— Поеду домой и прилягу.
— Хорошая идея, — кивнула она не без горечи в голосе.
С вероятностью пятьдесят на пятьдесят Беатриче могла бы предложить мне остаться у нее еще на пару часов. Как жаль! Я поблагодарил свою спасительницу, запечатлев на ее щеке легкомысленный поцелуй. Она зажмурилась и вздохнула, что означало: «всего хорошего!»
Я не смог удержаться от последнего вопроса:
— А почему вы не позвонили в полицию?
10 
