109 
– Спасибо, что заехал за мной, – поблагодарил Эверет, забираясь в пикап. Взгляд его тут же наткнулся на фотографии – два маленьких мальчика и девчушка. – Это твои? – изумленно спросил Эверет. Почему-то ему не приходило в голову, что у Чада уже могут быть дети. Чад заулыбался и как-то счастливо кивнул.
– И еще один на подходе, – добавил он с гордой ленцой. – Славные у меня детки.
– Сколько им?..
– Джимми – семь, Билли – пять, Аманде – три. Я думал, мы уже закончили с этим, а тут полгода назад получили сюрприз. Так что ждем девочку.
– Ничего себе. – Эверет улыбнулся, а потом рассмеялся: – Обалдеть! Прошло всего пять минут, как у меня появился сын, а я уже дед, причем четырежды. Так мне и надо. А ты рано приступил к делу…
– Ты тоже, – стрельнул в него взглядом сын.
– Несколько раньше, чем я планировал. – Он медлил, боясь спросить, но наконец решился: – Как мама?
– Все хорошо. У нее муж, но детей она не завела. Они живут здесь, в тридцати километрах в сторону ранчо.
Эверет кивнул. Он сомневался, что хочет увидеться с ней. Их скороспелый брак оставил у него горькое послевкусие. Вероятно, у нее тоже. Их совместной жизни за глаза хватило обоим, чтобы не стремиться увидеться.
– Чем занимаешься? – спросил Эверет, потихоньку разглядывая Чада. Красивый парень. Скульптурные формы. Ростом даже повыше его, Эверета, и более мощного телосложения – такое обычно бывает у тех, кто работает на открытом воздухе.
– Я помощник гуртовщика на ранчо. Разводим лошадей и скот. – Точно! Есть в нем что-то ковбойское.
– Колледж?
– Два года. По вечерам. Мама хотела, чтобы я выучился на юриста. – Он улыбался. – Но не мое это. В колледже было неплохо, но, черт возьми, я чувствую себя гораздо увереннее, сидя верхом на лошади, а не за партой. Правда, сейчас тоже приходится немало времени проводить за учебой. Мне это не очень нравится. Дебби, моя жена, преподает в школе. У старшеклассников. Обалденная, кстати, наездница. Летом в родео участвует. – В их семье был настоящий ковбой и настоящая жена. Эверет не знал, почему, но почувствовал: брак у сына удачный. Да он и был похож на такого парня, у которого именно так и должно быть.
– А ты женат? – Чад с любопытством быстро взглянул на него.
– Нет. Меня вылечили от этого. – Оба расхохотались. – Все эти годы мотался по свету. До тех пор, пока не упек себя в реабилитационный центр и не завязал с выпивкой. Давно было пора. Я слишком много работал и слишком много пил, чтобы какая-нибудь приличная женщина захотела меня. Я журналист, – добавил он, и Чад улыбнулся.
– Я знаю. Иногда мама показывает мне твои снимки. Она и раньше всегда показывала. Ты всегда в самой гуще событий, и всегда это война… Наверняка попадал в переделки…
– Да, случалось. – Он вдруг понял, что говорит сейчас, как говорят здесь, в Монтане: короткими предложениями, сокращая слова, немногословно. Все здесь было скромно-скупым, равно как и изрезанный рельеф местности, что придавало невероятно естественную красоту этому месту. Вот интересно – его сын не уехал отсюда, остался дома, в то время как он, его отец, далеко оторвался от родных корней. У него никого не осталось здесь. Даже немногочисленные родственники, которые у него были, и те умерли.
Они подъехали к маленькой церкви, где проходили встречи «АА». Идя следом за Чадом вниз по ступенькам, он поймал себя на ощущении, как же ему повезло – он нашел Чада, а тот не отказался его увидеть. Все могло быть совершенно иначе. Спасибо Мэгги, навела на путь истинный…
В комнате, на удивление, было человек тридцать. В основном это были мужчины и всего несколько женщин. Они с Чадом сели рядом на складные стулья. Встреча только началась. Эверет ясно и громко высказался, когда попросили рассказать о себе вновь прибывших и посетителей. Он сказал, что зовут его Эверет, что он алкоголик и уже двадцать месяцев находится в стадии выздоровления. Все, кто был в комнате, откликнулись: «Привет, Эверет», и встреча продолжилась.
В тот вечер он поделился с присутствующими своими переживаниями. Чад тоже. Эверет говорил первым. Неожиданно для себя он рассказал про то, что рано начал пить, что у него был несчастливый скоротечный брак, что он уехал из Монтаны и бросил сына. Он признался, что это единственный в его жизни поступок, о котором он больше всего сожалеет. И сейчас он здесь, чтобы реабилитироваться перед сыном и, если это возможно, склеить осколки разбитого прошлого. Чад молча сидел и слушал, опустив глаза в пол. На ногах у него были растоптанные ковбойские сапоги, совсем непохожие на те, в каких сейчас был его отец. На Эверете была его любимая пара из кожи черной ящерицы. Чад был одет в настоящие рабочие сапоги ковбоя, заляпанные грязью, темно-коричневого цвета и сильно поношенные. Все мужчины были в таких же, и даже кто-то из женщин. На коленях мужчины держали ковбойские шляпы.
109 
