И он, и граф Линдерст понимали, по какой причине этой актрисе может достаться главная роль в театре, патроном которого был полковник Беркли.
Джулиус продолжил разговор, но остальным джентльменам было очевидно, что, хотя он и прилагает все силы к тому, чтобы подольститься к «богатой вдове», присутствие его кузена и главы семьи заставляет его немного сдерживать свой пыл. Время от времени Джулиус бросал на графа вызывающий взгляд, но тот продолжал оставаться все таким же любезным.
К концу визита стало ясно, что если Джулиус Линд и имел опасения относительно того, как он будет встречен графом, то теперь эти опасения полностью развеялись.
По правде говоря, этот молодой джентльмен действительно боялся, что графу стало известно не только о том, как он в последнее время добивался расположения богатых наследниц, но и о том, что в течение последнего года он взял в долг значительные суммы в надежде, что титул скоро перейдет к нему. Хотя ростовщики затребовали с него огромные проценты, Джулиус нимало не сомневался в том, что граф вскоре умрет от ран, и тогда он без труда сможет расплатиться по всем своим долговым обязательствам.
Однако одного только взгляда на кузена Тальбота было достаточно для того, чтобы убедиться: он уверенно идет к выздоровлению!
Хотя Джулиус держался в высшей степени любезно и дружелюбно, мысленно он проклинал тот день, когда друзья уговорили графа поехать в Челтнем, чтобы его прооперировал Томас Ньюэл, один из самых знаменитых хирургов страны.
Джулиус говорил себе, что, будь судьба к нему хоть немного благосклонна, кузен Тальбот должен был бы погибнуть во время сражения при Ватерлоо или, по крайней мере, умереть потом, когда он отказался от ампутации.
Все только и говорили, на какой риск отважился граф, не послушавшись полковых докторов и отказавшись от ампутации ноги. Даже когда раны с засевшей в них картечью загноились и у него начался сильный жар, он не сдался и не принял их рекомендаций! И тем не менее невероятное везение и тут не оставило графа. Теперь Джулиусу уже казалось, что он не получит графского титула еще лет сорок, а то и больше.
Проклиная судьбу, сыгравшую над ним столь злую шутку, Джулиус пытался решить, разумно ли он поступит, если перенесет свое внимание с Эмили Клатгербак на эту гораздо более молодую и привлекательную женщину. К тому же, судя по тому, что он услышал от Генри Сомеркота, у миссис Бэрроуфилд состояние гораздо больше, чем у дочери ростовщика, не говоря уже о том, что на ее происхождении не лежит никакого пятна.
Но, с другой стороны, Эмили, говоря словами поговорки, была синицей в руках. Мисс Клаттербак недвусмысленно дала ему понять, что благосклонно принимает его ухаживания, а то, что он последовал за нею в Челтнем, должно было наглядно продемонстрировать ей серьезность его намерений.
Однако при мысли о том, что его тестем станет Эбенизер Клаттербак, Джулиуса Линда начинало тошнить. Да и сама Эмили не только была на двенадцать лет старше его самого, но и отличалась крайне непривлекательной внешностью, так что перспектива брачных отношений с ней заставляла его бледнеть и покрываться холодным потом.
Но что еще оставалось ему делать: его заимодавцы становились все настойчивее, а долги, несмотря на все те суммы, которые ему удалось вытянуть из кузена в прошедшем году, достигли просто астрономических размеров.
Джулиус не мог ни продолжать жить по-прежнему, ни отказаться от своего привычного образа жизни, поскольку другого просто не мог себе представить.
Когда Эмили станет его женой, он получит достаточно денег, чтобы платить сотням «прелестных чаровниц», которые будут только рады помочь ему забыть о том, что он — человек женатый.
В то же время, если можно было получить не уродливую простолюдинку, а хорошенькую аристократку и к тому же более богатую, то стоило ли колебаться?
Джулиус понимал, что ему во всех отношениях будет лучше житься, если его родственники, и в особенности граф, не будут возражать против той, кого он выберет в супруги.
В случае миссис Бэрроуфилд никаких трудностей не возникнет, а вот всеобщую реакцию на бедняжку Эмили он слишком легко мог себе представить!
Когда Жизель поднялась со стула и сказала, что пройдет к себе, чтобы прилечь перед обедом, Джулиус тоже встал.
Он принял решение.
«Я никогда не боялся рисковать!»— сказал он себе.
Прощаясь с Жизелью, он задержал ее руку в своей чуть дольше, чем того требовали приличия, и полным искренности голосом сказал, что будет считать минуты до следующей встречи с нею — в десять часов завтрашнего утра. — Вы очень добры, сэр, — ответила Жизель, делая ему реверанс.