Завтра о самого утра ты можешь отнести эти деньги мистеру Ньюэлу и договориться относительно операции на четверг.
Жизель прерывисто вздохнула, и на мгновение в ее глазах вспыхнула радость. А потом она сказала:
— Если я вас подведу… Если мистер Линд мною не заинтересуется… Я верну вам эти деньги.
— Если ты будешь со мной спорить, — ответил граф, — то у меня резко, ухудшится состояние, и Ньюэл вообще никого не будет оперировать: он будет выхаживать меня! Ради бога, девочка, прекрати придумывать возражения и выполняй то, что я тебе приказываю!
В его голосе звучало раздражение. Жизель подошла чуть ближе и сказала:
— Извините… меня, ваша милость. Я заставила вас рассердиться, а мне вовсе не хотелось это сделать. Я вам благодарна… так благодарна, что и сказать не могу.
— Тогда вырази свою благодарность тем, что постарайся как можно лучше сыграть роль, которая должна даться тебе совсем легко: ведь это роль леди, которой ты являешься и по рождению, и по воспитанию.
— Но по роду занятий я — служанка, — грустно улыбнулась Жизель.
— Я считаю тебя моей сиделкой, — ответил граф. — И какой бы ты великолепной ни стала в твоих новых нарядах, сколько бы балов и ассамблей ни посещала в роли миссис Бэрроуфилд, ты по-прежнему будешь делать мне перевязки и в свободное время выполнять все мои желания.
— Вы же знаете… что я охотно буду это делать, милорд, — тихо сказала Жизель. — И… пожалуйста… разрешите мне еще раз поблагодарить вас!
Ее голос звучал необычайно нежно, а в глазах появилось такое выражение, какого прежде граф никогда не видел. Однако, зная, как надо с ней обращаться, и испытывая непонятное ему самому нежелание ответить ей прямо, он резко сказал:
— Я не, позволю тебе пренебрегать моими удобствами!
— Этого никогда не случится, — пообещала Жизель. — Вот и сейчас, милорд, вам необходимо отдохнуть.
— Я буду отдыхать при условии, что меня не оставят в неведении относительно того, что будет происходить. Когда появится мадам Вивьен, я хочу ее видеть. Я сам намерен пояснить ей, что нам понадобится. И платья для тебя я тоже буду выбирать сам, каждое!
— Да, конечно, — согласилась Жизель. И тут ей в голову пришла новая мысль, заставившая ее тревожно спросить:
— И вы сами будете за них… платить, ваша милость?
— Конечно, я за них заплачу! — непререкаемым тоном заявил граф. — И не вздумай со мной спорить, Жизель. Нельзя поставить театральный спектакль, не затратив денег. Могу тебя уверить, что, какую бы сумму я ни потратил, она будет ничтожной по сравнению с тем, во что обошелся мне Джулиус в одном только прошлом году, не говоря уже о том, сколько мне пришлось выкладывать в предыдущие годы.
— Как это он может тратить так много денег? Что он на них покупает? — недоуменно спросила Жизель.
— Если бы я мог сказать «на лошадей», что соответствовало бы истине, говори мы о полковнике, который тратит на них целые состояния, я бы еще считал, что это можно хоть как-то извинить, — ответил ей граф. — Но деньги Джулиуса уходят на вино и порочных женщин. И, конечно, на азартные игры.
— Как глупо!
— Ты права: очень глупо — и очень дорого обходится.
— Никогда не могла бы восхищаться человеком, который увлечен азартной игрой, — задумчиво проговорила Жизель. — Это кажется мне таким бессмысленным: ставить деньги на карту… особенно если вы не можете себе этого позволить.
— А как насчет остальных пороков? — поинтересовался граф. — Женщин, например?
К его глубокому изумлению, Жизель покраснела и опустила глаза, которые только что открыто смотрели ему в лицо.
— В некоторых… случаях, — сказала она жестким тоном, которого прежде граф от нее не слышал, — такое поведение… совершенно непростительно.
Жизель встала и направилась к двери. — Я скажу дворецкому, чтобы он провел к вам мадам Вивьен, когда она придет, а пока отдыхайте, милорд, — сказала она и ушла. Граф изумленно смотрел ей вслед. Оказывается, среди прочих тайн этой девушки была одна, связанная с тем родом женщин, о которых он только что упомянул. Жизель была явно выведена из равновесия.
Графу пришло в голову, что, возможно, ее отец оставил свою семью без всяких средств к существованию из-за любовницы, которая оказалась для него привлекательнее семейной жизни.
Да, возможно, дело было именно в этом. Но тогда непонятно, почему нужна была такая скрытность. Подобные ситуации встречались чуть ли не на каждом шагу, и обычно брошенная семья достаточно громко выражала свое вполне законное негодование по поводу выпавшей на их долю участи.