71 
— Я должен уехать, Маргарет. Мне надо искать работу.
— Зачем? — растерянно прошептала Маргарет.
— Затем, чтобы мы могли пожениться.
И все. Это была их клятва верности друг другу. Он даже не прикоснулся к ней, не взглянул, не взял за руку. Но ей было достаточно и этой малости. Она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Пожалуй, начни он пространные любовные объяснения, она бы только смутилась. Зачем слова? Они и так знают, что принадлежат друг другу. А потом Стивен уехал, и лишь тогда, обливая слезами подушку, Маргарет пожалела, что так и не ощутила его объятий, не почувствовала вкус его губ на своих губах, не узнала его ласк. Ах, какой несчастной она тогда себя чувствовала!
— Ты должна быть благоразумной, дитя мое! — сдержанно отреагировала ее мать на признание дочери. Хотя, конечно, она жалела ее и даже по-своему сочувствовала ей.
Маргарет изо всех сил старалась быть благоразумной, выслушивая доводы, которые снова и снова повторяли ей близкие: они оба еще слишком молоды и у них нет и пенса за душой. В будущем они могут рассчитывать только на те деньги, которые заработает Стивен. Ему тоже не приходится рассчитывать на помощь. У него нет связей, простая семья, обычные люди. В таких обстоятельствах и речи не могло быть о помолвке. Вначале нужно встать на ноги, а потом уже мечтать о свадьбе. Кто знает, вполне возможно, на это уйдут годы.
Пожалуй, Маргарет воспротивилась бы, пошла против воли родителей, бросила бы все и уехала за своим любимым хоть на край света. Но к несчастью, ее родители уже успели взять со Стивена слово, что он поведет себя порядочно по отношению к их дочери.
— Они правы! — сокрушенно сказал ей Стивен. — Я должен прежде всего думать о тебе. Ты еще так молода, тебе только семнадцать. В таком возрасте трудно ручаться за серьезность собственных чувств.
Разумеется, то были слова, которые говорили Стивену ее родители, а он лишь послушно повторил их. Потому что любил ее и готов был на все ради ее же блага. Он уехал и даже не оставил ей адреса. Тщетно писала она ему пылкие письма, полные любовных признаний и сердечной тоски, они возвращались обратно нераспечатанными, с неизменным штемпелем на конверте: «Адресат выбыл в неизвестном направлении». Тогда ей казалось, что эти слова кровавыми буквами отпечатались на ее сердце. Стивен бросил ее! Он уехал, и она потеряла его навсегда.
Тремя годами позже, когда Маргарет потеряла всякую надежду, не зная даже, жив ли он или ушел в мир иной, было объявлено о ее помолвке с лордом Брори. Лорд Брори ей нравился. С годами она даже полюбила мужа. Он был таким обходительным, таким добрым и внимательным человеком. Но то была совсем другая любовь, совершенно не похожая на чувство, которое она испытывала к Стивену. Более того, она знала, что это чувство живо до сих пор и в глубине души она по-прежнему любит Стивена.
У Маргарет не было оснований жалеть о тех годах, что она провела в Грейстоунзе в качестве леди Брори и хозяйки огромного дома. Она была счастлива и делала счастливыми всех, кто был рядом с ней. Муж обожал ее, а рождение сына и вовсе сблизило их, связав еще более крепкими и неразрывными узами. А каким счастьем для Маргарет было знать, что ее родители снова обрели относительный достаток. Они даже смогли привести в порядок свой деревенский дом и вернуть кое-что из утраченной обстановки в гостиную, а на обеденном столе снова появилось фамильное серебро. Отец всегда с такой радостью навещал их в имении, особенно зимой, в разгар сезона охоты. И мама будто помолодела и даже немного поправилась, а с ее лица сбежало выражение постоянной озабоченности и тревоги за благополучие семьи. Маргарет была счастлива, что сделала жизнь матери более комфортной и спокойной хотя бы к старости. Она могла отправить мать за границу, особенно в пору сырой и промозглой английской зимы. Последние годы жизни ее мать провела в окружении внимательных и квалифицированных сиделок, которых Маргарет наняла, чтобы те смогли облегчить участь больной.
— Да, — не раз говорила потом Маргарет, — в Грейстоунзе я была счастлива!
И только осенью, когда Бредон-Хилл горел на солнце багрянцем и пурпуром осенней листвы, или весной, когда все его склоны расцвечивались ковром из желтых нарциссов, на нее вдруг накатывала тоска, и она снова чувствовала себя страшно одинокой и потерянной. И тогда она отправлялась бродить в поля и леса и бродила там одна до полного изнеможения, до тех пор, пока не оставалось сил ни на какие мысли и воспоминания.
71 
