58 
Он пропустил слова дочери мимо ушей и вручил Бриджит целую кучу ярких коробочек.
Олимпия припомнила собственное детство. Масса подарков – но знаки истинной привязанности всегда приберегались для его очередной пассии. Возможно, он с годами стал мягче. Или он любил Бриджит больше, чем родную дочь. Она вызвала няню Мейбл и отправила из комнаты Бриджит вместе с ее подарками.
– Как тебе Лас-Вегас? – вежливо поинтересовалась она. – Говорят, ужасное место, полное отвратительных жалких людей.
Димитрий окинул ее критическим взглядом. Она потолстела. «Почему она не следит за собой?»
– Ты права, – сказал он. – Но я только присутствовал на вечере в честь Франчески Ферн и больше почти ничего не видел.
– Как Франческа? – спросила Олимпия. Ее всегда интриговала неугасающая привязанность отца к лошадиномордой актрисе. Франческа, бесспорно, держалась дольше, чем другие.
– Прекрасно, – огрызнулся Димитрий. Он не намеревался обсуждать свою личную жизнь с болтливой дочерью. Если Олимпия узнает, что их роман закончен, она не успокоится, пока эта новость не появится в колонках светской хроники газет всего мира.
– Я там встретился с одной твоей старой знакомой, – заявил он, чтобы сбить ее со следа.
– С кем?
– С Лаки Сантанджело.
Лаки Сантанджело. Бывшая лучшая подруга. О, какие у них были приключения! Когда-то. Очень давно. Больше пятнадцати лет назад. Теперь они, возможно, и не узнают друг друга. И уж конечно, у них не осталось ничего общего.
– А ее-то где ты видел? – фыркнула Олимпия.
– Ей принадлежит отель «Маджириано».
– О! Ее бандюга-отец подарил ей отель?
– Она сама его построила, пока он находился за границей. Она очень умная деловая женщина.
Олимпия не ответила. Построила сама? В самом деле? Своими собственными руками? Уж не пытался ли он уязвить ее за то, что она никогда и ничего не сделала, только унаследовала деньги и побывала замужем за целой плеядой тупоголовых охотников за состоянием?
– Как она выглядит? – полюбопытствовала Олимпия. Димитрий сменил тему. Совершенно ни к чему, чтобы его дочь узнала о его последнем приключении.
– Не обратил внимания, – бросил он небрежно. – Я хочу ехать в аэропорт завтра в полдень. Пожалуйста, не опаздывай.
Олимпия уклончиво кивнула вослед уходящему отцу. Она не намеревалась уезжать завтра, но решила отправить с ним Бриджит и няню Мейбл. Они обе начали ее раздражать; ей требовалось немного пожить одной, чтобы оправиться после травмы, полученной на свадьбе матери. Боже, как ужасно вела себя Бриджит. Какой стыд. Ребенок становится настоящим чудовищем.
Да, она отошлет их с Димитрием завтра в полдень. Он присмотрит за ними в Париже, а она тем временем купит себе квартиру в Нью-Йорке и хоть немного подумает о себе.
Лаки Сантанджело стала очень умной деловой женщиной! Ха-ха! Олимпия помнила ее похожей на цыганку замарашкой, которая не могла даже парня себе найти. Она, Олимпия, научила ее разбираться в мужчинах, сексе и одежде. И хорошо же ее отблагодарили за заботу. Ни слова за пятнадцать лет.
Она припомнила тот день, когда Лаки приехала в «Л'Эвьер» – пансионат, в котором они обе учились в Швейцарии, – костлявый темноволосый подросток. Ее записали в журнал под именем Лаки Сант, чтобы скрыть, кто ее отец.
Как будто это кого-нибудь интересовало.
Джино Сантанджело.
Когда Олимпия впервые увидела его в окно, ее передернуло. У него был такой... преступный вид. Смуглый, как Лаки. Невысокий, но очень сексуальный, с густыми курчавыми волосами, уверенной походкой и опасным взглядом черных глаз. Именно тогда она впервые почувствовала притягательность мужчины гораздо старше ее.
Долго еще мысли о нем не покидали Олимпию. Иногда, лаская сама себя, она воображала, что в комнате с ней находился Джино, что он целовал ее грудь и входил в нее без нежности, но с адской, злобной энергией.
Она ни разу не призналась Лаки, что лелеет мечту потрахаться с ее отцом. Лаки такая мысль не понравилась бы.
Олимпия со вздохом припомнила то время, когда Джино обручился с Марабеллой Блю, знаменитой светловолосой кинозвездой. Он сообщил Лаки по телефону о своем намерении, и она всю ночь прорыдала в постели. Тогда предполагалось, что Олимпия не знает, кто отец ее подруги. Хотя, конечно, прекрасно знала. Она открыла для себя эту тайну, прочитав дневник Лаки через два дня после того, как та приехала в школу. Итак, всхлипывания Лаки не давали Олимпии заснуть, и она подсела к подруге и начала ее утешать, сначала нежно, затем нежность незаметно перешла в страсть, и вскоре школьницы слились в объятиях, как два любовника.
58 
