119 
Чертов Матт Трайнер. Снова вернулся к своим танцовщицам. Впрочем, он всегда был прощелыгой.
Обе звезды явились со своими свитами. У Витоса окружение было помногочисленнее, чем у Ленни. Менеджеры, агенты, фотографы, посыльные, репортеры, прилипалы. И еще Олимпия. Но за Ленни стояла обложка недавнего номера «Пипл». Так что, появившись с интервалом в пять минут, оба получили равную долю внимания.
Сантино и его группа уже устроились за одним из лучших столиков. С юности Сантино запомнил совет отца, Энцо Боннатти: «Когда идешь на важный вечер, приходи пораньше, занимай лучший стол и, несмотря ни на что, не двигайся с места».
Сантино так не хватало мудрости и сметливости Энцо. Вот был человек! Настоящий «капо». Он знал, как вести дела, как управлять людьми и как откручивать им яйца, если они поступали не так, как он хотел. Зал для танцев отеля «Маджириано», где проходил вечер, навевал мрачные воспоминания. В 1975 году Энцо фактически завладел «Маджириано». От имени Сантанджело и по их просьбе он руководил всеми их операциями в Лас-Вегасе, пока Джино скрывался от налоговых ищеек, а Лаки убежала из города, когда здесь убили ее приятеля Марко.
Проклятые Сантанджело. Они заплатили за услугу угрозами вместо благодарности. И одним жарким сентябрьским днем в 1977 году Лаки Сантанджело – крестная дочь Энцо, черт побери, – приехала в его особняк на Лонг-Айленд и застрелила его. Выстрелила в живот, в шею и в низ живота. Три раза.
Она заявила, что защищала себя. «Он напал на меня, пытался изнасиловать». И все поверили этой шлюхе! Дело об убийстве так и не дошло до суда. Она ушла свободной как птица. Последней каплей явился запрет на мщение. Семья сказала: «Нет». Карло – тряпка, но Сантино все еще не мог смириться.
К чертям Карло. К чертям семью.
Сантанджело еще услышат о Сантино Боннатти. Непременно.
ГЛАВА 53
Какое-то время Джино молчал. Он только переводил взгляд с Лаки на ребенка и обратно, затем с немым вопросом в глазах повернулся к Косте.
Коста откашлялся, но ничего не сказал.
– Его зовут Роберто, – объявила Лаки с гордостью. – Он твой внук.
Снова воцарилось молчание.
У Лаки перехватило дыхание. А она-то ждала от Джино восторга, радости, восхищения!
– Да, – промолвил он наконец, усаживаясь. – Ничего себе сюрприз.
– Лучше, чем портрет, а? – улыбнулась Лаки.
– Ты что, усыновила ребенка? – спросил он.
– Нет. Это Роберто, – заявила она с возмущением. – Он мой сын. Наша плоть и кровь. Твой внук. Ему шестнадцать месяцев, и он давно хотел с тобой познакомиться.
Джино опять взглянул на Косту, но тот чувствовал, что в данном вопросе ему лучше оставаться в стороне.
– Я иду спать, – объявил он. – Джино, я тебе позвоню завтра утром. Спокойной ночи.
И он исчез.
– Ну? – спросила Лаки с нервным смешком. – Так что ты думаешь?
– Я думаю, – медленно ответил Джино, – что, если мальчишка так сильно хотел со мной познакомиться, ты могла бы что-нибудь придумать пораньше.
Он потянулся к ребенку. «Наверное, следует взять его на руки». Очень бережно он переложил Роберто к себе на колени.
– Тысячу лет не держал ребенка, – проговорил он, сидя как истукан.
– Роберто крепкий, он не сломается.
Боже! Она говорила словами глупых молоденьких матерей. Но внутри у нее все пело. Наконец-то она свела вместе двух самых важных для нее людей.
– Итак, – Джино немного покачал мальчика, – ты хочешь мне что-нибудь рассказать?
– Он очень похож на Сантанджело, правда? – возбужденно спросила она.
– Он похож на тебя в его возрасте.
Она обрадовалась.
– Правда? Честно?
– Точная копия.
– Хотелось бы мне посмотреть на твои детские фотографии.
– Да ты что, я чувствовал себя счастливым, если мне удавалось поесть хотя бы раз в день. На фотографии денег не оставалось.
– Знаешь что? – Она наклонилась, чтобы поцеловать его. – Я люблю тебя, на самом деле люблю.
Когда она в последний раз произнесла эти слова, он балансировал на грани между жизнью и смертью после сердечного приступа. Теперь она снова их говорила и казалось, что отчуждения последних двух лет как не бывало.
– И я тебя, дочка. Возможно, я не всегда давал волю своим чувствам, но ты же знаешь, после гибели твоей матери я...
Его тихую речь прервал телефонный звонок. Он тут же замолчал.
Лаки была вне себя от ярости. Надо же, именно сейчас, когда он впервые мог раскрыться. Он никогда не говорил с ней об убийстве Марии, никогда даже не упоминал тот роковой день, когда она, пятилетняя, обнаружила тело своей матери плавающим в бассейне. И теперь, когда он почти заговорил, обязательно должен был помешать чертов телефон. Ей хотелось кричать от отчаяния, когда она поднимала трубку.
119 
