37 
Он провел языком по ее грудям.
— Давай лучше трахаться, — сказала она, — для этого я сюда и пришла. А полизаться у нас будет еще время. Она перевернулась на живот, и он вошел в нее сзади. Когда он проник достаточно глубоко, она снова сдвинула ноги вместе и дернулась бедрами, подняв их на несколько сантиметров вверх. И опять его вмиг разобрало необъяснимое блаженное ощущение, и он снова почувствовал невероятное давление. Уже никакой рассудок, призываемый беднягой на помощь, не смог удержать от досрочного извержения.
— Боже мой! — сердито воскликнула Рио, — когда ты в последний раз спал с женщиной.
Анжело был обессилен. Словно оглушенный, он лежал на постели, закрыв глаза. В его затуманенном мозгу пронеслась спасительная мысль: «Пять минут сна — и я снова буду в полном порядке». До него все еще доносился голос Джеймса Брауна: «Это мир мужчины, мужчины, мужчины…» Анжело заснул…
Улыбаясь, довольная собой, Рио поднялась и оделась. Начало было положено, и неплохое. Она нахлобучила свой парик и, тихонько напевая, задвигалась в такт музыке на своих немыслимых каблуках. Потом достала коричневую губную помаду и написала на зеркале в ванной: «Похоже, это была шутка!» С тем и ушла.
19
Мэри-Энн была в восторге, что Энцио решил взять ее с собой в Нью-Йорк. Она ни за что никому не созналась бы — кроме как самой себе, естественно, — что в Майами ей было смертельно скучно. Ей претил не столько сам Майами, сколько тот факт, что она не имела права одна выходить в город, а посетители, которые приходили в дом, были исключительно люди пожилые. И, конечно, ей было не по себе из-за странной женщины, которая постоянно стояла у окна напротив и глазела в ее сторону. Ей действовало на нервы, что пара черных безумных глаз неотступно следят за ней.
— Кто это? — испуганно спросила Мэри-Энн, когда она впервые переступила порог этого дома.
— Забудь об этом, — резко ответил Энцио, — просто не обращай внимания и смотри, чтобы я тебя возле этой комнаты больше не видел!
Мэри-Энн не стала задавать лишних вопросов, однако это не помешало ей выспросить девушку служанку, которая дважды в день приносила в эту комнату еду.
Девушка была итальянка. Говорить на эту тему она боялась, но все же Мэри-Энн удалось узнать, что это была помешавшаяся рассудком жена Энцио и что она никогда не покидает своей комнаты.
Вначале Мэри-Энн ее боялась, но прошли недели, а за ними и месяцы, и она забыла про эти безумные глаза, стараясь их просто не замечать. Тем не менее она считала, что Энцио поступает порядочно, оставляя свою старуху у себя дома вместо того, чтобы отправить ее в дом умалишенных.
Мэри-Энн запланировала много дел в Нью-Йорке. Она хотела купить себе пару новых платьев, посмотреть некоторые шоу и пообедать в лучших ресторанах.
Но как только они прибыли в Нью-Йорк, Энцио запер ее в номере и сказал, чтобы она оттуда не выходила, пока он не даст ей знать о себе.
Они прибыли утром, а теперь уже было семь часов вечера, но он все не появлялся. Мэри-Энн было скучно, она хотела есть и вообще ей все это надоело. Надувшись, она сидела на кровати, положив ногу на ногу и рассматривая своими небесно-голубыми глазами узор на матовом стекле гостиничной двери.
Она не услышала стука в дверь, а только увидела, как в комнату вдруг ввалился Алио Маркузи.
— А, это ты, — недовольно проговорила она. — Где Энцио?
Алио улыбнулся. Он заранее принял ванну и облачился в свой новый голубой костюм. Его редкие волосы были прилизаны бриллиантином. Он был доволен собой и тем, что произошло. Энцио сдержал слово. Мэри-Энн оказалась в ауте. В Лос-Анжелесе ее ожидало новое место службы. Всякий раз, когда Энцио оставлял свою очередную подругу, он уступал ее для утехи Алио. Так было в течение последних тридцати лет. Иногда девицы протестовали, особенно те из них, которым Энцио очень нравился, но, поартачившись, смирялись. Самому Алио в обычных условиях найти себе женщину было трудно.
— Он не придет, — сказал Алио слащавым голосом, — но велел тебе кое-что сообщить…
20
На столе в доме Фрэнка Бассалино стояли свечи. За столом сидели — смирно и прямо, подобно этим самым свечам, его умытые, начищенные и наглаженные дети, одетые по-праздничному. Фрэнк уступил место главы семейства за столом своему отцу, а сам сел справа от него. Напротив него, не скрывая своего волнения, сидела Анна-Мария.
37 
