— Он был инженером.
— То есть, создавал и программировал наноустройства?
— Да, он был бы впечатлен, попав в этот мир и узнав, что нанотехнологии теперь применяют при воссоздании частей человеческого тела…
— Ты о моем мерцании?
— Его ведь создают наноустройства, сталкиваясь друг с другом?
— А ты знаешь гораздо больше, чем я предполагал.
— Лучше бы я не знала некоторых вещей, — вздохнула Кайлин.
— Ты о своем даре?
— "Дар" — какое странное слово для того, на что я способна.
— Расскажи, как ты обнаружила его?
— Как умерла в первый раз?
Гийон поморщился от ее слов, но поправлять не стал.
— В первый раз я вообще не поняла, что произошло. Это было на похоронах дяди. Мне тогда только исполнилось двенадцать лет. Дядя лежал дома в гробу, и толпа родственников и близких людей собралась, чтобы проводить его в последний путь. Я, вслед за матерью, подошла к гробу и дотронулась до его руки. Я простояла так совсем недолго, а когда отошла, почувствовала странную боль в груди. Я видела лица людей, которых не знала и которые пытались мне помочь. Я понимала, что это происходит не со мной, это уже было, с дядей, но изменить что-либо или приказать себе не испытывать этого не могла. В двенадцать лет я умерла в первый раз. Ты думаешь, умирать страшно? Нет, самое страшное — это жить в ожидании смерти.
— А как ты инфицировалась Вереллеем?
Кайлин вздохнула и отвернулась.
— Думаю, у тебя самого есть несколько вариантов ответов.
— Хочешь послушать?
— Да, так даже интереснее.
— Во-первых, ты заразилась не половым путем. Почему? Мы оба знаем ответ. Значит, этот вариант отпадает. Во-вторых, ты инфицировалась либо в раннем детстве, либо в юности. Болезнь Вереллея открыли в 2042 году. Значит, с рождения болеть ты не могла. И испытать все прелести взрослой жизни ты к моменту инфицирования не успела. Остается только один вариант: ты заразилась в ходе медицинской манипуляции. Учитывая, что в прошлой жизни ты пережила тяжелую травму, рискну предположить, что тогда же ты и инфицировалась, вернее, тебя инфицировали.
Кайлин даже попыталась поаплодировать, отдавая дань его превосходной теории. Только улыбка на ее лице выражала скорее грусть, нежели радость.
— Донорская кровь оказалась "грязной"?
Кайлин засмеялась в голос.
— Странно даже. Я всегда мечтала начать все заново. Понимаешь, с приходом этой болезни смысл моего существования оборвался. Каждый новый день превратился в ожидание того, что непременно должно было произойти. Шестнадцать лет. Жизнь только начиналась, а на ней уже был поставлен крест. Знаешь, о чем я подумала, когда поняла, что он сделал? Нет, не о втором шансе. Я подумала о том, что следует быть крайне осторожной в своих мечтах: кто знает, возможно, они когда-нибудь сбудутся.
— Мне очень жаль, что так случилось.
— Не нужно. Я не хочу, чтобы меня жалели.
— Кто-то обидел тебя своей жалостью?
— Да, многие.
— Но, был ведь особенный для тебя человек?
— Хочешь и про это узнать?
— Хочу.
Кайлин вздохнула и откинулась на спинку стула.
— Однажды я встретила мужчину, в которого влюбилась с первого взгляда. Это было очень мучительно для меня. В последующие годы мы работали вместе. Я знала, что не имею право испытывать к нему какие-либо чувства, но поделать с собой ничего не могла. Он общался со мной, иногда даже в неформальной обстановке, но когда он смотрел на меня, я отчетливо читала в его глазах жалость. С тех самых пор я ненавижу это чувство. Иногда мне даже казалось, что лучше бы он ненавидел меня. Возможно, ненависть, как оборотная сторона страсти, согрела бы мое сердце гораздо больше, чем презренное чувство жалости.
— Ты говоришь о Жене?
— Да.
— Ты так и не простила своего брата за то, что он нарушил свое слово?
— Наверное, я с самого начала знала, что его "обещаю" верить не стоит. Просто, я была зла на него. А теперь и злость куда-то исчезла. Мне не хватает того мира. Пускай там я не была своей, но и здесь я совсем чужая.
— Странно слышать от тебя такие слова.
— Это правда, Гийон, — Кайлин снова засмеялась, а затем вспомнила Женю, и улыбка медленно растворилась на ее лице.
— О чем ты подумала?
— О своей жизни.