29 
Аскар кривовато усмехнулся, словно не веря.
– Только слишком поздно я изменился, – прошептал с болью.
– Никогда не поздно это сделать, – ответила я.
– Знаешь, что самое страшное во всем этом?
Он словно не слышал меня, словно хотел выговориться, как в последний раз. Я даже не успела ответить «Что?», как он сразу же, не делая паузы, продолжил:
– Самое страшное, что сейчас я, наконец, понял, что мне нужно в жизни, – Аскар смотрел на меня пристально и серьезно, и что-то странное блестело в его глазах. – Я понял, чего хочу. Я знаю это так твердо и ясно, как то, что вода мокрая, а огонь обжигает. Я жажду этого всем своим сердцем, всей душой, всей своей сутью. (Аскар на минуту замолчал, борясь с волнением.) И эта жажда сжигает меня изнутри. Каждый день я бьюсь над лекарством. Я перечитал тысячи книг, испробовал тысячи заклинаний. Я… (голос мужчины охрип) почти отчаялся…
– Нет, нет, – я вскочила со своего кресла и подбежала к нему. Приобняла за плечи, погладила шерсть на руке, – не нужно опускать руки. Ты сможешь, я знаю. Ты самый сильный на свете маг.
Я ласково гладила его голову, плечи. Аскар откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, словно наслаждаясь.
– Цена противоядию – моя жизнь, ни больше ни меньше, Бель, – закончил он тихо. Взял мою руку и прижался щекой к ладони. Я замерла. Сердце сжалось от нежности. Я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент. Его невольную безотчетную ласку.
Аскар поднял голову, и я увидела его пылающие страстью глаза. Так близко. Почти нос к носу. Но не отшатнулась, а так же пристально, как он на меня, всматривалась в его глаза.
– Пусть я урод, пусть я чудовище. Но во мне остались инстинкты и желания человека. Мужчины. Я до безумия хочу к тебе прикоснуться. Я схожу с ума от невозможности поцеловать тебя.
Хриплый голос Аскара переворачивал все внутри. Затрагивал в душе такие струны, о которых я и не подозревала. Меня захлестнул порыв чувств, непонятных, новых для меня, но таких ярких и чудесных. И, наверное, на мгновение я сошла с ума (другого объяснения нет), если прошептала прямо ему в губы:
– Тогда поцелуй меня. Я тоже этого хочу…
Правда, потом, после непроизвольно вырвавшихся слов, я мучительно покраснела, отпрянула и смутилась почти до слез. Но Аскар этого не заметил, так как сразу же, едва услышав мои слова, вскочил и нервно заметался по комнате. Я стояла возле его кресла растерянная, красная, с мокрыми глазами и не смела поднять голову.
– Бель, – раздался в комнате резкий окрик, – не смей так говорить больше!
Я тут же напряглась. «Это еще почему? – сразу же ощетинилась колючками в ответ. – Что хочу, то и говорю!»
– Иначе безумие охватит меня, – продолжал Аскар, – и я даже не знаю, чем это может закончиться. Ты думаешь, я не мечтаю об этом? Ты думаешь, я не представлял себе в мыслях… Каждую ночь... Каждый день... Я схожу с ума… Тебе не понять. (Его отрывистые невразумительные фразы вызывали смущение и трепет.) Ты молода и неопытна. Слава Создателю, ты избавлена от фантазий о том, как это могло бы быть между нами.
– Но я не против… – начала я.
Я слабо понимала, о чем он говорит. Я знала только о поцелуях и не видела ничего ужасного в том, чтобы прикоснуться к его губам. Даже если эти губы находятся на такой ужасной морде.
– Как ты себе это представляешь?! – почти грубо выкрикнул он. – На моих руках – острые когти, они поранят твою кожу. Мои губы – не приспособлены для поцелуев, клыки выпирают и я сам иногда ранюсь, пытаясь есть как человек. Мое тело… Это тело зверя! Жесткие густые волосы покрывают его, и тебе никогда не прикоснуться к обнаженной коже. Про остальное я вообще молчу, это физически невозможно.
О чем он говорит? Что физически невозможно? Я ничего не понимала и совершенно растерялась. Стояла и хлопала глазами. В итоге Аскар, громко зарычав, опустился на четвереньки и выпрыгнул в открытое окно. Умчался в лес охотиться. А я ушла в свою спальню и еще час рыдала, упав на кровать. О чем? Даже сама не понимала. Просто было ужасно грустно и тоскливо.
****
Следующую неделю мы почти не виделись. Аскар все силы и время бросил на изобретение новых заклинаний. Он почти сутками сидел в своем крыле и не показывался даже на совместных обедах. Я переживала за него. Помня тот тягостный разговор о том, что он почти отчаялся, что ему незачем жить, я боялась, что он сдастся и сделает что-то ужасное. Поэтому тихонько пробиралась поближе к двери, ведущей в его лабораторию, и часами сидела на полу, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся из комнаты. Иногда слышала страшные ругательства (тогда я зажимала уши руками и пережидала), иногда жуткое шипение и свист. Иногда из лаборатории доносилась такая вонь, что приходилось убегать подальше, потому что глаза слезились и кружилась голова.
29 
