Из клуба выскочили Пит, Бэнжи и Кэрин, переводя взгляды с меня на Дмитрия и обратно.
— Пойдём со мной, Виктория. Быстро, — негромко произнёс он.
Я вырвала руку из его хватки. — Оставь меня в покое!
Моя семья задаёт вопросы потом. Сейчас они обступили меня, готовые броситься на защиту.
Пит закрыл меня своим телом. — Господин Севастьянов, сейчас вам лучше уйти.
Тот смотрел на Питера в упор, выражение лица обещало смерть, как будто он собирался зубами вырвать у него глотку. — Никогда не вставай между мной и ею. — Он сжимал и разжимал кулаки. — Последствия будут плачевными.
Эта угроза испугала бы кого угодно, но Пит не отступил. — Как насчёт вернуться к этому завтра, немного остыв?
Дмитрий повернулся ко мне, сразу потеряв свой смертоносный взгляд. Он нахмурился, но я помотала головой. — Я сказала: не хочу тебя больше видеть.
Его взгляд потух, и это меня обескуражило. Хотя в тот момент я его ненавидела.
— Как пожелаешь. — С этими словами он ушёл прочь.
Я смотрела на его удаляющуюся фигуру, едва замечая, как по щекам текли слёзы.
Глава 12
Остановившись перед дверью скромного домика моих родителей, я поправила на бедре корзину с грязным бельём и прислушалась.
— Надо было видеть, как Севастьянов на неё смотрел, — говорил Пит.
— Он так смотрел, пока она не сказала ему отвалить навсегда, — заметил Бенжи. — Там в клубе Севастьянов сделал что-то такое, чего она стерпеть не смогла, о чём и сообщила ему чётко и ясно.
Я отказалась раскрыть подробности. Утром, когда воспоминания о прошедшей ночи наложились на похмелье, я только и смогла закрыть ладонью лицо. Дмитрий стал для меня просто каким-то секс-Свенгали
Я, скорее, была на стороне Бенжи, и не думала, что русский ещё позвонит. Вспоминая его потухшие глаза, я вновь почувствовала внутренний укол. Разве можно так привязаться к мужчине всего за два дня? Особенно после того, что он со мной сделал?
Я ревела из-за этого козла. А я не ревела, даже когда порвала с Бреттом!
— Десять штук на то, что он позвонит, — сказал Пит.
— Принимаю, — откликнулся Бенжи.
Распахнув дверь, я ворвалась в гостиную, бросив на каждого свирепый взгляд.
Пит сидел в видавшем виды кресле, оттачивая карточные фокусы на журнальном столике. Бенжи расположился на бугристом длинном диванчике, обложившись запчастями к видеокамерам. Мама с папой сидели рядышком на широкой кушетке. Она шила платье, он — работал с ноутбуком.
Кэрин только что усадила Кэша в манежик рядом с диваном, и малыш приветливо загулил. Бабуля и Русский Эл за раскладным столиком для бриджа играли в шахматы и потягивали шерри из маленьких хрустальных бокалов.
За раздвижной стеклянной дверью были видны и другие мои тёти и дяди, расположившиеся со своими детьми у бассейна.
Хотя мои младшие двоюродные братья и сёстры уже делали успехи в мошенничестве, жульничая в «Марко Поло», в воде я по-прежнему была непобедима.
Сначала стирка. Я подтянула корзину повыше. — Вы что, ребята, ставите на меня? Как на скаковую лошадь?
Мама отложила шитьё, чтобы меня обнять. — Строго говоря, они ставят на Дмитрия. В этом случае он будет скаковой лошадью.
Круги под глазами она профессионально замаскировала косметикой, но я всё равно узнала об этом по запаху отдушки. Конечно, она не спала ночами, волнуясь за папу.
— Давайте больше не будем упоминать Дмитрия, лады? — буркнула я, голова мучила меня похуже несобранного флэша.
Бенжи прыснул. — Да-да, как будто можно не говорить о слоне в комнате.
— Об очень большом слоне, — подал голос Эл. Он пригладил свою длинную седую бороду. Наверное, отращивал её в противовес лысине.
— Виктория, дорогая, — начала бабушка, — почему бы тебе не рассказать нам, что именно произошло в клубе между тобой и твоим русским джентльменом?
Ой.
— Э-эм, в другой раз, бабуля.
В её тёмных глазах читалось веселье. Шерри всегда так на неё действовал, и Эл своевременно наполнял рюмки.
Когда у Эла умерла жена, мои родители, чтобы он не чувствовал себя одиноко, начали приглашать его на воскресные ужины. Двадцать лет назад. Он приходил каждое воскресенье, так что, в конечном счёте, тоже стал частью семьи.
То, что бабуля и Эл стали друзьями с далеко идущими последствиями, не замечать становилось всё сложнее.